На то, чтобы отвязать лодку, у меня ушло лишь несколько мгновений. Я прыгнул с ней в воду, стремительно взобрался и, уперевшись подбородком в туго надутый могучими легкими Петра бортик, заработал двумя руками, как колесный пароход. Плечи мне сводила судорога, я стонал и рычал от напряжения, продираясь по взбаламученной водной стихии к моему врагу и к той женщине, которую я должен, я обязан был спасти. Что значит обязан? За те часы, что мы провели вместе, я понял, что нет для меня на свете человека ближе и роднее ее. Когда меня поднимало на волне, я видел впереди в ста метрах от себя плечи Петра в красной оторочке жилета, а далеко за ним — маленькую голову Ингрид, но следующая волна опускала меня, и мне казалось, что я заблудился среди этих подвижных холмов и никогда никого не найду. Только теперь я понял, почему уплывала Ингрид, — вовсе не из-за страха и паники — она была уверена, что я поступлю именно так, как и я поступил: возьму лодку и, чем больше будет расстояние, тем больше у меня шансов выиграть гонку. Я был глиссером, Петр — танкером, да еще тяжелогруженым.