Словно в подтверждение моих мыслей отношение к нам ухудшилось. Нас тщательно обыскали, а весь багаж с полок, за исключением одежды, был конфискован. Затем каждый из нас, как в тюрьме, получил разрешение сходить в туалет. Похоже, наши охранники были хорошо знакомы с тюремным уставом. Нас так и оставили по десять человек на каждый салон — в разных рядах, чтобы мы поменьше общались друг с другом. Ингрид, хотя я и пытался протестовать, пересадили отдельно — в самый хвост.

Насколько я успел сориентироваться по пути в туалет и обратно, в нашем салоне, кроме меня, осталось шестеро мужчин — два довольно пожилых господина, не то норвежцы, не то шведы, трое порознь сидящих чахлых юнцов, студенческого вида, и какой-то довольно серый мужичонка лет пятидесяти, явно русский, который почти все время кемарил, видимо, сильно нагрузившись еще с утра и не вполне врубившись в происходящее. Один мой приятель так боялся летать на самолетах, что надирался в пути чуть ли не до бесчувствия. А, может, мужичонка просто косил под пьяного, рассчитывая на традиционно снисходительное отношение к ним в моей родной стране. Но с арабами у него этот номер не прошел...