Кроме Ингрид и женщины неопределенных лет и наружности, в нашем салоне была и миниатюрная мулаточка, сидевшая посередке, родом скорее всего из какой-нибудь там Колумбии или Бразилии. Еще в аэропорту в Питере я приметил ее и подумал, хорошо бы оказаться ее соседом по креслу. К смуглым и даже чернокожим женщинам я с ранней юности испытывал непонятную тягу... У нее была точеная фигурка с великолепной попкой, призывно обтянутой кремовой юбчонкой, узкое палевое личико и бездонные, растерянно-ищущие глаза, как у собачки, потерявшей своего хозяина. Уже несколько раз эти глаза вопросительно останавливались на мне, и это меня, пожалуй, волновало.
Втайне я благодарил террористов, что Ингрид от меня отсадили, — я утомился от своего джентльменства, которое она принимала вместо валерьянки. Грешен, я не мог ей простить своего промаха, который мог оказаться и роковым. Я вытянулся на трех креслах, откинув ногами подлокотники, чтобы не мешали. Что делается за закрытыми окошками, я не знал.