Загорелые ягодицы Ингрид, отмеченные белым треугольником отсутствующих трусиков, затрепетали — она подняла голову и обернулась, насколько ей позволяла мертвая хватка Петра. Губы ее изобразили слабую солидарную улыбку. Двумя пальцами — средним и безымянным — я подхватил эту прибалтийскую самочку снизу, слегка притопив их в ее утомленной растрепанной розе, которая меня больше не интересовала, и под удары в живо отзывающуюся упругую попку стал поигрывать указательным пальцем с клюквинкой клитора. Латышечку затрясло так, будто мы мчались на скутере, и едва я, подстегнутый этим сумасшедшим ритмом, вышел на финишную прямую, как она вдруг вырвалась вперед и унесла на груди розовую ленточку, стеная и спазматически биясь бедрами в обширный, как барабан, живот так и не проснувшегося Петра.

В этих классических позах из древнеримских вакханалий нас и застал катер береговой охраны португальских ВМС, неслышно подошедший к нам на малых оборотах.