Увеличить Дизайн автора

Ворона и тополя
Кот Васька-Карлос
Мишка

ВОРОНА И ТОПОЛЯ

Эту историю мне рассказала старшая дочь, у которой теперь две собственные дочки, мои внучки. Дело было во дворе ее дома на Гаванской улице Санкт-Петербурга. Там стоят большие старые тополя, от которых столько пуха в июне. При шквальном ветре с залива, а он рядом, они валятся первыми - дерево ломкое, нестроевое. Пару лет назад таким тополем убило женщину на Большом проспекте Васильевского острова. Все чаще я вижу огромные свежие пни от старых тополей во дворах и на братском кладбище, стихийно возникшем во время блокады по эту сторону реки Смоленки - как бы само Смоленское кладбище, где есть часовня блаженной Ксении Петербуржской, шагнуло на эту сторону. Я говорю "эту", потому что здесь и живу, то есть на острове Декабристов, когда-то называвшемся Голодай, то бишь Холидей. В часовню нескончаемый поток людей - считается, Ксения и теперь исцеляет и печали гонит. По мне это лучшее место в Питере: рядом залив, всегда свежий воздух - летом чуть прохладнее, зимой чуть теплее.

Но я от тополях... Да, они, красивы, несмотря ни на что (Пастернак как-то совсем по-девически увидел в их пухе признак разврата). А как пахнут их почки и листья после грозы, а эти рыжие клейкие почечные колпачки, усеивающие почву под деревом и прилипающие к подошвам...

В одном из этих тополей, высоко, на высоте пятого этажа "сталинского" дома запуталась ворона. Видно, там была какая-то леска от лопнувшего воздушного шара, и ворона ее не заметила. Она попала крылом, как в капкан, в петлю этой лески и чем дольше билась, тем больше запутывалась. Свидетелем ее мук были жильцы всех пяти этажей с окнами во двор и еще жильцы соседнего дома, расположенного под углом девяносто градусов к тому, где живет моя дочь. Началась эта драма с утра в субботу и вот, продолжалась... Ворона то билась, стараясь освободиться, то затихала и неподвижно повисала на своем распростертом крыле, словно собираясь с силами и обдумывая свое плачевное положение. Сначала вокруг нее летали сородичи, каркали, суетились, но помочь ничем не могли. Хотя ворона и считается одной из самых разумных птиц, но перекусить леску, никто из них не догадался. Да, наверное, и не смог бы...

Погибни ворона, было бы не так тягостно, но она время от времени подавала признаки жизни, снова начинала кричать и хлопать свободным крылом. А потом замирала, и это свободное крыло опускалась на всю свою длину вниз, отчего перед жильцами возникал почти канонический образ распятья, только птичьего. Никто не знал, что делать. Дети плакали. Пришлось опустить шторы на окнах, чтоб не видеть эту душераздирающую картину. А дальше что? Так ведь и останется висеть перед глазами ее пернатый труп, а потом ее голый скелет...

Ближе к вечеру во двор въехала машина службы спасения МЧС, вышли спасатели в куртках с большими буквами, приставили лестницу к стволу тополя и полезли к вороне. Но не долезли. Тополь, в котором ворону угораздило запутаться, был слишком высок, и первые толстые ветки его начинались на уровне третьего этажа, ветка же, на которой висела ворона, была и вовсе недосягаемой. Не вертолет же вызывать? ...Короче, повозившись с петлями, крючьями и лестницами, эмчээсовцы уехали. А ворона так и осталась висеть.

Утром после ночных заморозков ворона висела неподвижно, и все решили, что она умерла. Попробуй-ка при минусовой температуре всю ночь провисеть чуть ли не вниз головой. Но выглянуло солнце, повеяло теплом, и ворона вдруг зашевелилась - а потом и вовсе ожила и принялась биться в проклятой петле и орать во все воронье горло. Смотреть на это было невыносимою. Дети снова заплакали, а взрослые нахмурились. Одно дело скотобойня или там загубленная курица на обед, и совсем другое дело - медленная и мучительная смерть вольной птицы... Хоть и говорят, что на миру и смерть красна, но это был не тот случай...

Впрочем, днем приехал на красной пожарной машине пожарный расчет и стал вытягивать свою складную лестницу. Лестница эта была устроена так, что ей требовалась опора. Опереться же она смогла только на ствол, а до той проклятой ветки, с которой свисала ворона, было еще ох как далеко. Тогда пожарники развернули свой брандспойт, включили воду и направили на ветку мощную струю воды. Что тополиная ветка - она ломкая и рыхлая, как старческая кость, но тут не пошло. Струя била, ветка гнулась и моталась, ворона возмущенно орала, захлебываясь и считая, что ее убивают, - ничего хорошего из этой смекалистой затеи пожарников не получилось. Разве что ворона вымокла насквозь и, обессилев снова замерла, распятая...

Так прошли день и ночь, а наутро во двор въехало чудо спасательной техники - нечто огромное, все в огнях, с телескопической лестницей на вращающейся платформе. Эта лестница, прицелившись, поползла прямо к висящей вороне, которая при виде красивых вращающихся огней под собой от удивления снова закаркала, тем самым давая знать, что она все жива.

И вот по этой чудо-лестнице поднялся вверх чудо-человек, бережно взял ворону в охапку и перерезал чертову леску. А потом осторожно спустился и передал ворону тому, кто все эти двое суток, видимо, больше других переживал за нее. Это был грек, живущий, в том же доме на третьем этаже, владелец какой-то компании, богатый человек. И все вздохнули с облегчением, уверенные, что теперь и ветеринара к вороне вызовут.

Хорошо быть богатым.

КОТ ВАСЬКА-КАРЛОС

Это был тот еще кот, хотя его и звали по-простецки Васька. Нет, скорее, ему подошло бы какое-нибудь испанское имя - Мигель или, там, Карлос. Он был черный как смоль, ревнивый как сто чертей и гордый, как идальго. Едва я появился в той квартире, как он меня люто возненавидел. Так может ненавидеть лишь один мачо другого. В один прекрасный день, вернее, в одну прекрасную ночь, я остался у его хозяйки, и он ничего не мог с этим поделать. В ту первую ночь, когда он не давал нам проводить время так, как нам хотелось, прекрасная хозяйка без всякого уважения к его привычному статусу возлежащего рядом на одеяле, выгнала его на кухню, и он, конечно, мне этого не простил. Ее он простил сразу и на все их совместное будущее, потому что она была женщиной, она его кормила, наливала молока и приносила свежую или, на худой конец, мороженую рыбу, а я был для него никто и никогда ничего ему не приносил, на что, впрочем, у меня были свои причины. Да, я с детства не любил кошек - аллергия на их шерсть и запах - хотя несколько раз, по просьбе дочек пробовал заводить в доме этих халявщиков.

В общем, ему было достаточно и взгляда, чтобы узреть во мне своего врага. Мы с ним не общались, делая при хозяйке, которую оба страстно любили, вид, что не замечаем друг друга. Порой я все же не удерживался и испытывал его гордость. Скажем, в ответ на строгий окрик хозяйки "А ну, брысь отсюда!" выходит кот из комнаты, подняв хвост трубой, медленно так, с деланной вальяжностью, всем своим видом показывая, что пропускает мимо ушей ее оскорбительный тон, а я ему вслед делаю резкий хлопок ладонями. Кот подпрыгивает от неожиданности, но не убегает, а выступает так же ровно и гордо, как до того. Я снова делаю резкий хлопок, и он снова резко подскакивает, но усилием воли не ускоряет шага. Вот такое животное, полное никому не нужных мужеских достоинств. Я говорю "ненужных" потому что кошки его давно уже не интересовали.

И вот этот смуглый идальго Карлос-Васька пропал. Прошло два дня - нет кота. И вдруг выясняется, что у соседей на первом этаже в вентиляционной трубе мяукает кошка. Моя хозяйка спустилась туда, окликнула, и Васька отозвался - это был он. А история обычная - мальчишки, это безжалостное племя мучителей всего живого и беззащитного, затащили его на крышу и сбросили в вентиляционный люк. Кот не разбился, поскольку люк слишком узок, и вот теперь он плакал под ухом у соседей с нижнего этажа, плакал и звал на помощь свою хозяйку. Она пыталась его вытащить, опускала в трубу веревку с привязанной тряпкой, но кот не догадывался уцепиться за нее. Она бросала ему сверху еду, и потому кот оставался жив. Но вечно это не могло длиться. Прошла неделя. Кот выл, не давая соседям из нижней квартиры спать. Возможно, он был ранен. Оставалось или отравить его или пробить в кухне стену. Но это была капитальная стена с воздуховодом... Да и соседи не соглашались.

И вдруг меня осенило, и я нарисовал нашей прекрасной хозяйке коробку. Коробка размером с кота была сверху закрыта, а снизу имела открывающуюся крышку. Оставалось только привязать внутри коробки, к самому верху, кусок рыбы или мяса - голодному коту придется залезть внутрь, а при натяжении веревки нижняя крышка закроется...

Все получилось!

Наша прекрасная хозяйка поймала кота с первой же попытки. Карлос-Васька был вытащен, завернут в одеяло и препровожден в квартиру, из которой неделю назад по глупости выскочил за дверь...

Кот не очень пострадал, даже не успел оголодать и быстро оклемался. Однако отношения ко мне не изменил, поскольку даже не мог заподозрить, что я способен сыграть хоть какую-то положительную роль в его жизни. Да, он оказался верным идальго, преданным своей хозяйке до конца, а я вот спустя пару лет исчез, и больше ни разу в той квартире не появился. О чем сожалею.

Да, с того случая прошло лет шестнадцать. Кот умер, а я и его прекрасная хозяйка живем по разные стороны великого города Санкт-Петербурга.

МИШКА

Кота Мишку мне отдал Слава Усов, геолог, в будущем автор исторических романов из эпохи Ивана Грозного. Он, как и я, был членом ЛИТО при питерском (тогда ленинградском) журнале "Звезда", тот самом, которому досталось от ЦК КПСС за Зощенко и Ахматову еще в 1946-м году. Это партийное клеймо было снято лишь в девяностых, во время перестройки, а до той поры журнал как бы искупал свою вину. В звездинское ЛИТО 70-тых, то есть нашего созыва, приходили Миша Чулаки, Алла Драбкина, Саша Житинский, Миша Веллер, Боря Дышленко, Миша Панин, Ира Знаменская, еще кто-то, потом уехавший за рубеж, что тогда считалось редкой удачей. Да, кажется, это был Юра Гальперин, не помню его звонкий дворянский псевдоним (Мятлев?), подражавший наивной оттепельной романтике раннего В. Аксенова ("Звездный билет", еще что-то), хотя шестидесятые уже прошли вместе с нашей юностью, и действительность становилась все тусклее и суровее... Уже в девяностых мне попадется запоздалая Юрина проза - он будет рассказывать, как работал смотрителем в каком-то музее города Цюриха, где все смотрители стучат друг на друга... А Веллер лет через двадцать напишет рассказ "Голубые города" о коллективном загуле в редакции одной многотиражной газеты. Когда Миша пришел в ту самую газету, я уже там не работал и не участвовал в вышеупомянутом загуле... Мое там присутствие - это лишь издержки Мишиного импровизационного стиля.

Да, были еще какие-то фигуры, но память отказывается вспомнить их имена и фамилии, да простят они меня... Вот еще, похоже, армянка Виктория Вартан, любимое выражение которой во время наших горячих споров было "В моей творческой кухне..." К литературе все тогда относились крайне серьезно - ведь она, в отличие от масс-медиа, могла при желании нести подспудную правду. Да и платили серьезно.

Впрочем, кот Мишка не имел к этому никакого отношения. Просто у меня была маленькая дочь, а ей захотелось "маленького котика". К двум годам она уже прекрасно говорила, с ходу справившись с коварной буквой "р", и помню свою родительскую гордость, когда мы продемонстрировали соседке по этажу, у которой был сынок того же года-месяца, наши способности, произнеся отчетливо, как дикторы первого телевизионного канала: "Антенна для телевизора" - (эта комнатная антенна и была в руках у соседки). Соседка впала в транс.

Да, кот появился после той антенны года два спустя, когда дочь уже помнила наизусть всю детскую литературу, ей прочитанную. Котик был маленький и красивый, хотя и серой дворовой масти, и умилительно лакал из блюдца молоко. На лбу у него из темных на темно-сером полосок четко прочитывалась буква "М". Ну, что ж, Мишка так Мишка, не мы называли... Мы же с женой были предупреждены, что генеалогия у него самая помоечная, но считали, что тут можно гораздо больше плюсов, чем, скажем, у аристократов масти. Ну, как у людей. Простые смертные - они добрее, отзывчивей, чутки к чужим проблемам и неспесивы... Этими качествами мы заранее и наделили кота Мишку.

И ошиблись.

Во-первых, он был страшно царапучий, и вскоре дочка вообще перестала к нему подходить, потому что он не давал себя погладить. Во-вторых, он начисто отвергал все методы обучения и не желал совершать свои отправления в местах общего пользования. Приходилось постоянно ходить за ним с тряпкой и выискивать, где он еще писнул или какнул. Когда я поделился нашими проблемами со Славой Усовым, который оставил себе Мишкиного брата по имени Кузька, то услышал, что Кузька разумен, склонен к тихому медитированию, патологически аккуратен (по полдня может вылизывать себе причинные места), памятлив на добро и ласков. Игра природы, ее гормонов. Просто нам, как говорится, немножко не повезло.

Мы жили в одном с моими родителями доме, только у нас третий подъезд, а у них одиннадцатый - всего же в доме, растянувшемся чуть ли не на километр, 17 подъездов, отчего его и прозвали Китайской стеной. Иногда, если мы куда-нибудь уезжали, я отдавал кота родителям. И не помню случая, чтобы мне удавалось его легко перенести с места на место. Пока я нес Мишку по двору, он вырывался и царапался, стремясь на волю, и, чтобы он слушался, мне приходилось держать его одной рукой за горло. Переносить его в корзине мне не приходило в голову. Да и корзины такой не было.

Время шло, а кот не исправлялся к лучшему. По ночам он не давал нам спать, несмотря на то, что его отселяли в прихожую, - он носился там как угорелый, вякал, бился в дверь, царапал обои, в общем, проявлял явные признаки дикой, вольнолюбивой и неуемной натуры, хотя с виду был довольно тщедушным. У меня стали опухать веки, и врач поставила диагноз: "Аллергия на кошачью шерсть" и выписала мне тавегил. Это уж было слишком.

Короче, встал вопрос, что дальше? Ни мои родители, ни Слава Усов, ни остальные члены ЛИТО взять кота не согласились. И тогда я решил отнести его туда, где ему лучше, - то есть во двор, на территорию его предков. А что? Я буду выносить ему еду, как это делают сердобольные старушки, - в определенное место, а он, поев, будет чувствовать себя совершенно свободным и счастливым, не испытывая никаких комплексов никому не нужной благодарности. Меня, конечно, мучила теза, так красиво высказанная Экзюпери, что, дескать, мы в ответе за тех, кого приручили. Но можно ли, господа присяжные, отвечать за того, кто не желает приручаться? Так я мысленно оправдывался перед судом, который мне устраивала моя собственная совесть.

В общем, мне удалось уболтать своих присяжных, и, когда я отнес кота во двор, они молчали, как рыбы. Толчком к выносу, а в таких делах всегда нужен толчок, послужило то, что я обнаружил в прихожей, вернее, в маленькой бездверной кладовочке, где висела наша одежда, - под обувью и домашними тапочками - целые залежи уже подсохших Мишкиных экскрементов.... Так вот откуда в нашей квартире стоял этот тошнотворный запашок.

...Я оставил кота на тротуаре и отошел, чтобы посмотреть, что он будет делать. Мишка вопросительно посмотрел на меня, направился к ближайшей автомашине, забрался под нее и сел, обвившись хвостом. Я вернулся к двери в парадную и позвал его. Он не вылез.

Дома меня с круглыми глазами ждала жена. Дочка была в садике. "Ну что?" - почему то шепотом спросила она. "Сидит под машиной", - сказал я. "Принеси его, - сказала она. - Ему страшно". Я кивнул и пошел вниз. Мишка сидел под той же машиной. В той же позе. Я нагнулся и вытащил его. Он не сопротивлялся и без приключений дал донести себя до знакомой двери.

Еще несколько раз я пытался вынести его во двор, но всякий раз, не выдержав, брал обратно. Получалось, что котик просто дышит свежим воздухом без присмотра старших. Но однажды кот подошел во дворе к открытому лазу в подвал дома напротив, нюхнул его темное отверстие и, прогнув спину, исчез в нем. Из подвала пахло кошками. Я ждал, что сейчас раздастся вой и визг, и мой полудомашний котяра выскочит оттуда, как ошпаренный. Но в подвале было тихо...

Увидел я Мишку лишь несколько месяцев спустя, хотя каждый день оставлял еду возле того подвального окошечка. Я не сразу его узнал - он отощал и одичал, но все равно отличался от дворовых кошек и котов тем, что совсем не боялся людей. Он откликнулся на мой зов и, мекая, побежал за мной. Жена и дочь были в деревне, холодильник пустовал, и я отвел его в родительскую квартиру. Я говорю - "отвел", потому что на руки он не давался, но бежал следом. Мы с матушкой устроили ему пир. Однако, отведя душу, кот вместо того, чтобы свернуться калачиком и погрузиться в сытую дрему, забеспокоился и, сев возле входной двери, стал страстно смотреть на замок и повякивать. Он просился во двор. И нам ничего не оставалось, как выпустить его.

И еще несколько раз я видел его во дворе, узнавал, подзывал, но он, поднимая хвост в знак расположения и давая понять, что тоже узнает меня, больше за мной не шел, видимо, считая, что свой долг мне он давно отдал. А у меня каждый раз при встрече перехватывало горло... Я был рад, что он жив, что он здесь, что он помнит...

Лишь однажды зимой он вдруг снова побежал за мной, и я снова привел его к родителям, и мы накормили его, и он не стал проситься во двор, а спрятался под кроватью, на которой лежал мой тогда уже тяжело больной отец. И отец попросил, чтобы я унес кота. Старые больные люди не любят, когда что-нибудь усложняется рядом с ними. Кот все понял еще до того, как я полез за ним под кровать. Он не сопротивлялся. И я его унес. И больше не встречал...

С тех пор прошло почти тридцать лет. У дочери две собственных дочки плюс огромный мастифф по кличке Алан, от которого у меня ровно через час начинают слезиться глаза, а в носу становится сухо и щекотно... Кот же давно умер, и его косточки растащили крысы или вороны. Однако по двору бегают его потомки. И хотя они не знают ни меня, ни о моей вине, я прошу у них прошения. Все ведь должны быть прощены. Иначе как жить?

2005