Но, крепка, шла от карниза
Сквозь полы стальная жила,
Что бессменной биссектрисой
Поучителю служила,
Вертикаль с горизонталью
Прошивая прочной стежкой,
Близь соединяя с далью
Словно беговой дорожкой.

Был удел державы жалок
Небо дыбилось бедою,
Но развал несущих балок
Он скрепил двойной петлею,
Навязал на перекосы
Дополнительные тяги,
Дабы устранить вопросы,
Чьи здесь ценности и флаги.

Как два срока на галерах
Отмотал он порученство,
Среди олигархов серых
И законов верховенства,
Средь шакалов-либералов,
Шуркавших в чужих посольствах,
Заединцев-чинодралов,
Обдиральства и юдольства...
Несогласным задал таску
И в миру предстал примером,
Оказавшись под развязку
У себя же и премьером.

Сам пройдя все искушенья,
Даже искушенье властью,
Я спросил его с почтеньем:
«Есть ли в высшей власти счастье?»
Поиграв неровно бровью,
А точней – бровей восьмеркой,
Он кивнул назад, под кровлю,
Где лежали без восторга,
А подчас без части тела,
Полевые командиры,
Лишь вода в бачках шипела,
Вытекая из сортира.

Были прочно мысли свиты
В назывные предложенья,
И исчерпаны лимиты
На иные представленья.
Ни к чему мораль, свобода,
Кроме тех, что он озвучил,
Незачем смущать народы
Самодеятельной бучей.
За пятнадцать лет покоя
Не узнаете Отчизну!
И свободною ногою
Он дал ход госмеханизму.

Я, не пропустив ни слога,
Прозревал мало-помалу,
Но какая-то тревога,
Все меня одолевала -
Словно как перед ненастьем
В ставнях щелкали затворы.
Я спросил его с пристрастьем:
«А зачем народу шоры?
Разве остановишь квотой
Независимую личность,
Дух свободного полета,
Мировую идентичность?»

Не ответил он на это,
Под губой сокрыв усмешку,
Бросил наугад монету,
И она упала решкой.
Ну, а он, сложившись вдвое,
Дав себе секундный роздых,
Медианой становою
Под свои вернулся звезды…

Ночь сверкала в три накала,
Освещая трубы, крыши,
Но чего-то не хватало,
Чтобы смысл постигнуть высший, -
То ли детскости невежды,
То ли взрослости смиренья,
То ль кристаллика надежды
В желобке недоуменья.

  27 февраля - 2 марта 2008