Нет, речь не о Юрии Афанасьеве историке и бывшем ректоре, авторе знаменитой формулы «агрессивно-послушное большинство», и не об Александре Яковлеве, закоперщике «перестройки»— речь о Саше Афанасьеве, моем друге, а в последней своей земной занятости — руководителе пресс-службы губернатора Яковлева. Так что вторая фигура именно Владимир Яковлев. Он пришел на смену Собчаку в результате нешуточной борьбы за голоса избирателей, опередив своего начальника где-то на два процента. Помню их телевизионную перепалку, в которой сошлись два менталитета - сибарит против прагматика, профессор против управленца. Собчак выглядел растерянно — явно не ожидал такой хватки от своего зама. Нервы у Яковлева оказались покрепче и, несмотря на отсутствие собчаковского красноречия, он победил. Точнее, победил даже не он, а время, которое от романтики, где якобы «все равны», перешло к прагматике, где «кто смел, тот и съел». Хотя съесть уже давали только тем, кого пустили к столу.
Путина, возглавлявшего избирательный штаб Собчака, вскоре призвали в Москву, а Яковлев загубернаторствовал в Питере, одержав победу, которую можно бы назвать пирровой. Ибо, пожалуй, не было в России более опального губернатора, чем он, особенно когда к нему под бок назначили полпредом президента по Северо-Западу Виктора Черкесова, однажды в своей статье написавшего, что мы удержали страну благодаря чекистскому крюку...
В губернаторском кресле оказалось совсем не шоколадно — Смольный кряхтел и пошатывался под недреманным «государевым оком», и к концу губернаторства Яковлева под следствием находились аж пятеро его заместителей. Один из них, Малышев, так и умер, не вынеся этой по-китайски медленной пытки подозрением... Для сравнения попытайтесь вспомнить, кто нынешний полпред президента при Матвиенко и когда вы о нем слышали в последний раз.
«Я больше не могу!», - хватаясь за виски, говорил Саша, но, просидев полночи над неотложными делами и поручениями, к шести утра снова ехал в Смольный. Это была жизнь на разрыв и на износ. Помню, как во время очередного конфликта губернатора с полномочным наместником Саша при мне позвонил Яковлеву и доложил, что по его сведениям, известный представитель не будет заострять такой-то вопрос и готов пойти на мировую. Если бы... В который раз, надеясь на свет в окошке, эта сторона принимала за него отблеск заката...
Именно Саше приходилось отбиваться тут и там от нападок на губернатора - на телеэкране его можно было увидеть чуть ли не каждый день. Почему его, а не самого губернатора? Команда Яковлева берегла рейтинговый имидж шефа, считая, что несмотря на свой внушительный рост и вполне приглядную наружность, он недостаточно телегеничен, да и русский язык его оставляет желать лучшего, что не удивительно, если человек родился не в Ленинграде, а в далеком якутском Олекминске, где во время блокады почему-то оказалась его мать. Так что Саша долго, пока шеф не обрел кондицию, отдувался за всех, ибо, лауреат журналистской премии «Золотое перо», обладал даром как письменного, так и устного слова. В ту пору другой Александр — Невзоров - прежде изводивший своим остроумием "даму в тюрбане"- жену Собчака - называл Сашу самым известным человеком города. Пожалуй, так оно и было...
Знал я Сашу давно, еще с середины семидесятых, когда я работал в Лениздате, а он в молодежной газете «Смена». Среди прочего наша редакция выпускала военные мемуары, и Саша был одним из тех, кто нам помогал, превращая плохо написанное в написанное хорошо. Опубликовал он в моей редакции и две свои книги, одну — о Партизанском крае Ленинградской области, другую — о своем отце, широко известном командире партизанского полка Николае Афанасьеве. Помню, как в одной из своих квартир, которые у него менялись вместе с женами, он показал мне несколько картонных ящиков с фотографиями военной поры из того самого Партизанского края.
- Вот, неизвестный архив откопал, - радовался он, - Теперь буду разбираться — кто есть кто.
Не успел...
Всерьез наши дела пересеклись, когда он, уйдя из "Ленинградской правды", возглавил пресс-службу Яковлева. Тот захотел сделать подарочный альбом о своей работе на посту губернатора с 1996 года, тем более, что в 2000-м был переизбран на второй срок.
Решили, что альбом по заказу Смольного подготовит издательство, где я тогда работал и работаю. Так и получилось — мы с успехом прошли тендер, назвав самые низкие в городе цены за оригинал-макет, и работа закипела. То есть кипел я один, поскольку Саша обещал подключиться на последних стадиях... Пока же он предоставлял мне материалы. Альбом должен был состоять из фотографий и текстов, причем тексты я расположил по четырем рубрикам: официальные, "за", "против" и колонка комментатора, то есть или Саши, или губернатора. В общем, нечто в перестроечном духе плюрализма мнений.
Итак, я сидел допоздна в издательстве, копаясь в бесчисленных публикациях наших СМИ и выбирая нужное. Это была тяжкая работа, но за несколько месяцев я с ней справился. Так я добрался до 2002 года, и тут Саша, увидев навороченные мною мегатонны, сказал, что это все не нужно, что он не собирается ничего комментировать, а надо просто выложить хронологию градостроительных и прочих губернаторских дел день за днем, месяц за месяцем, год за годом... В итоге почти вся моя работа пошла в корзину и осталось только то, что сегодня, к примеру, отремонтирована такая-то школа, открылся такой-то хоспис, построен Ледовый дворец, проложена Смольнинская набережная, создана транспортная развязка за Ушаковским мостом...
Саша был, конечно, прав - время становилось слишком жестким, чтобы всякими там «против» давать противникам карты в руки.
Над окончательным макетом мы работали в Доме творчества кинематографистов в Репино, а потом еще и в зимней деревянной даче Дома журналистов. Та зима мне и запомнилась. Зеленый Сашин «москвич» последней перед закрытием производства модели с бойким двигателем от «рено», заснеженные ели, дома творчества, опустевшие по причине всеобщего обеднения, в столовой лишь несколько занятых столов, разве что еще приезд на выходные Алексея Германа со своей неизменной спутницей жизни Светланой Кармелитой и Сергея Шолохова, то ли собирающегося в Канны, то ли уже вернувшегося оттуда....
В свободное от альбома время, Саша, закрывшись в своем номере и намотав на высокочувствительный микрофон наволочку, пел под караоке песни Великой Отечественной войны и самые знаменитые шлягеры советской поры, но только после его смерти я услышу их в его прекрасном исполнении. Нигде специально не учась, он от природы был одарен исключительной музыкальностью...
А наш альбом вышел, его раздарили участником очередного хозактива, которые Яковлев, словно памятуя о прошлом, ввел в практику в БКЗ. Альбомов на всех не хватило и встал вопрос о повторе тиража. Дополнительные 5000 экземпляров были напечатаны, кажется, в Калининграде, но Яковлева забрали в Москву, чтобы освободить место Валентине Матвиенко, и весь тираж оказался ни к чему... Переведен наверх был и Черкесов... но Саша к этому времени был уже тяжело болен. Еще надеясь на выздоровление, он мне говорил, что в Москву вслед за шефом не поедет, что займется наконец своими делами, своими архивами, пойдет преподавать...
В сентябре, вернувшись с книжной ярмарки во Франкфурте я, сидя возле его постели, рассказывал, какое там в ресторане подают мясо - на раскаленном камне, дожаривающееся на твоих глазах, пока ты отрезаешь по готовому кусочку. Саня тогда уже почти не ел — лекарства полностью отбили у него вкус к еде, но, помню, он прошептал: «Как бы я хотел все это попробовать».
5 ноября 2003 года его не стало. Отпевали его в Спасо-Преображенском соборе. На могиле было очень много венков, в том числе и от нового губернатора.
Мне говорили, что Яковлев, узнав о смерти Саши, заплакал.
Вместе я их видел только однажды — они приехали по нашей писательской просьбе в так называемый Центр современной литературы, на набережной Макарова, чтобы решить какие-то оргвопросы с улучшением нашей территории, ибо, как известно, особняк Шереметьева, на Шпалерной, где размещался наш творческий союз, сгорел. На встречу было приглашено человек десять-двенадцать писателей и я в том числе. Но из сравнительно знаменитых было только трое: Кивинов, Веллер и еще любимец концертных залов и питерского телевидения Семен Альтов. Не забуду, какими глазами Яковлев, человек искренний и непосредственный, посмотрел на Альтова — как на настоящую живую звезду.
Последние семь лет своей жизни Саша был женат на моей старшей дочери, может быть, поэтому я знал про него гораздо больше, чем если бы мы просто дружили. Я уже писал о нем, но его смерть до сих пор не отпускает меня. Больше того, мне иногда кажется, что я продолжаю жить по его настойчивой просьбе и потому не имею права жаловаться и расслабляться.
Вот кто был большим жизнелюбцем.