В своем «Дневнике писателя» за январь 1877 года Достоевский рассказывает «о мученической смерти унтер-офицера 2-го Туркестанского стрелкового баталиона Фомы Данилова, захваченного в плен кипчаками и варварски умерщвленного ими после многочисленных и утонченнейших истязаний, 21 ноября 1875 года, в Маргелане, за то, что не хотел перейти к ним в службу и в магометанство. Сам хан обещал ему помилование, награду и честь, если согласится отречься от Христа. Данилов отвечал, что изменить он кресту не может и, как царский подданный, хотя и в плену, должен исполнить к царю и к христианству свою обязанность. Мучители, замучив его до смерти, удивились силе его духа и назвали его батырем, то есть по-русски богатырем».

Похожая история произошла и в наше время на территории самопровозглашенной Ичкерии, когда рядовой пограничных войск РФ Евгений Родионов 13 февраля 1996 года попал в плен вместе с группой сослуживцев и затем 23 мая 1996 года после жестоких пыток был убит, а точнее - обезглавлен. Бригадный генерал Ичкерии Руслан Хайхороев рассказал о рядовом Родионове: «…У него был выбор, чтобы остаться в живых. Он мог бы веру сменить, но он не захотел с себя креста снимать. Бежать пытался…».

Синодальная комиссия РПЦ отказалась канонизировать Евгения Родионова «по причине отсутствия достоверных сведений о мученической в церковном смысле кончине и о том, что Родионов вёл сознательную церковную жизнь». Вопрос был отложен до лучших времен. Не в том ли дело, что канонизация новомученика христианина, сложившего в Чечне свою голову, могла бы оскорбить чувства мусульман?

Видимо, закон о защите чувств верующих действительно будет принят Думой - нас уже заверили, что Кремль заинтересован в этом. Хоть я и не разделяю взглядов протодиакона Андрея Кураева, часто выступающего на Эхе, на сей раз хочу его процитировать. Говоря о вышеупомянутом законе он пишет: «Неужели нельзя было обойтись просто защитой храмов, святынь и символов? Так что, с одной стороны, я за то, чтобы Дума сократила, сузила область действия своих поправок, забыв о "чувствах", а с другой стороны – расширила эти поправки, распространив их на святыни гражданские, национальные, исторические, например, на памятники воинам Великой Отечественной войны».

Протодьякон прав: святыни надо защищать, но защита якобы поруганных чувств может стать предметом самых откровенных спекуляций со стороны якобы пострадавших, как то было с несколькими якобы православными из далеких областей России, потребовавшими через суд денежную компенсацию за моральный ущерб, который якобы нанесли им девушки из Pussy Riot. Тогда, к счастью, суд отказал «оскорбленным» в их иске, но теперь, когда закон будет принят… Этот закон, как бы его ни поправляли, только усилит столкновение интересов и мировоззрений, окончательно перессорив всех со всеми. Глубокие трещины, тектонические разломы… вот что получит наш и без того раздраенный отечественный социум.

В готовящемся законе весьма смущает слово «публичность», то есть формула: «публичное оскорбление». Что означает в контексте религиозной веры понятие публичности? Является ли, скажем, озорная и антибиблейская пушкинская «Гаврилиада» публичным оскорблением чувств христиан – ведь это издано миллионными тиражами и доступно в таких публичных местах, как книжные магазины и библиотеки… Или антиклерикальная книга величайшего философа ХХ века Бертрана Рассела «Почему я не христианин», или публицистика Льва Толстого, писавшего про РПЦ:«Я убедился, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения»? А кинокартины, театральные постановки, которые в силу специфики своего времени оказывались непочтительными к богу и церкви?

Не далее как неделю назад человек, от которого, как говорят, все у нас сегодня зависит, с большим сочувствием отзывался о проблемах российских буддистов и обещал им помощь и поддержку. Респект! Но только как эту разнонаправленную разность втиснуть в понятие религиозного чувства, за оскорбление которого закон будет сурово карать? Вер, религий в нашей стране гораздо больше, чем официальных конфессий, так что традиции, обряды, символы и эмблемы верований теперь могут с подачи Думы стать причиной перманентной взаимооскорбленности.

А что делать с нашими музеями, экспонирующими артефакты различных религиозных культов, от зороастризма до шаманизма? Ведь музей это публичное место. Запрещается «осквернение» религиозной литературы. В каком смысле? Она не подлежит критике? Или нельзя из такой книги вырывать страницы? За газетный портрет Сталина, случайно использованный, пардон, вместо туалетной бумаги ( таковой вообще тогда не было) можно было угодить в тюрьму. Допускается ли теперь критика религии в научной, светской литературе? Или отныне любой прихожанин может счесть себя оскорбленным, прочтя в тексте писателя: «Христос был исторической личностью, человеком, а не сыном божьим».

Не лучше ли верам, каковы бы они ни были, иметь конкретную территориальную прописку? Церковь, мечеть, дацан, синагога, святилище… И чтобы то, что вовне, за священным порогом, не давало бы религиозному чувству права на оскорбленность. Ведь издавна живет на Руси народная мудрость: «Не лезь со своим уставом в чужой монастырь».

Единственный залог целостности нашего государства - это его равноудаленность от всех религий.