Он живет в этом доме, как и я, с 1970 года, с момента сдачи его в эксплуатацию. Тогда мне было 28 лет, а сколько ему – не знаю, потому что мне уже семьдесят два, а он все такой же, ему где-то около тридцати. Худосочный, маленький, всегда молчащий, с большой продолговатой головой, всегда один, одет в одну и ту же клетчатую рубаху, поверх безрукавка, летом короткие резиновые сапоги, что зимой – не помню, всегда с пакетом или сетчатой сумкой (когда-то их называли «авоськами»), в сумке у него пустые бутылки – он собирает их и сдает в пункт приема стеклотары, если таковые еще существуют, а может, теперь он собирает пустые алюминиевые банки из-под пива. Раз в месяц он попадается мне на пути к ближайшему продуктовому магазину или у входа в подъезд, или же возле лифта. Живет он на каком-то верхнем этаже, в доме их всего одиннадцать, и скорее всего – один, так как в этом доме квартиры от однокомнатных до трехкомнатных, коммуналок нет… Иногда асфальт возле подъезда попахивает мочой – это кто-то из жильцов сверху выливает на улицу свой ночной горшок. А бывает, то есть раньше бывало, что нассано и в лифте – пару раз я был свидетелем того, как лифт уезжал наверх и с него капало – кто-то ловил кайф, опорожняя в столь нетрадиционном месте мочевой пузырь. Не тот ли сосед?
Но, похоже, он нормален и никакой не аутист, хотя замкнут и слегка напряжен на улице в присутствии других людей, робок и от робости вежлив – всегда готов уступить дорогу, вернее, отойти в сторону. Выражение лица у него всегда одинаковое. А точнее - никакое. Да, он в очках, но что он видит сквозь них – неизвестно. Все живут и меняются со временем, стареют, а кое-кто уже умер, из тех, кто поселился в этом доме тогда, в 1970-м. На моей лестничной площадке, где пять квартир, за это время умерло шесть человек, в том числе мои родители. Да, все живут и умирают, а он, похоже, будет жить всегда - он вне времени и пространства. Я никого никогда не видел рядом с ним – ни ребенка, ни мужчины, ни женщины. Он не в этой жизни, а в какой-то другой.
Впрочем, помню, как в одно очень жаркое и сухое лето, когда маленькая березка, проросшая сама по себе на газоне как раз напротив нашего подъезда, сбросив почти все свои листья, едва пошевеливала оставшимися, как жабрами рыба на суше, сосед этот вышел из подъезда с большим ведром воды, изогнувшись вопросительным знаком, донес до березки и вылил под основание ствола…
На днях, возвращаясь вечером домой, я глянул на эту березу – теперь высокую и сильную, со свежей листвой - и снова подумал о странном соседе с верхнего этажа.