Опять он не в себе немножко,
Пусть знает: этот мир непрост,
Когда весной его картошка
Идет, отчаянная, в рост…

Совсем одна, в глухом чулане,
На дне холщового мешка,
Твердит, как в пьесе "Дядя Ваня":
- Мы будем жить… - исподтишка.

И слышит он, как из кладовки
В полузабвении своем
Устало шепчутся морковки:
- А мы, наверно, отдохнем…

А потом приходишь к мысли,
где-то очень емкой мысли
и вполне резонной мысли,
что придется умирать…

Но потом приходишь к мысли,
где-то очень важной мысли
и вполне разумной мысли,
что вообще-то смерти нет.