23:16 203. Порно? Эротика? Искусство? |
 Скульптура Геракла, авторство которой приписывают Лисиппу ( IV в. до н. э.) до нас не дошла. Дошла ее римская копия, датированная III в. до н.э. Собственно, для сегодняшнего разговора обратимся только к одной ее подробности – детородному органу могучего героя, совершившего, как известно, 12 великих подвигов. «Такой маленький и такой холодный» - отозвалась о нем героиня известного анекдота. И правда – почему такой непропорционально миниатюрный? Но представьте на его месте большой, с каким, к примеру, на сохранившихся фресках Помпеи изображали Приапа, бога плодородия.  Скульптура немедленно превратилась бы для многих в нечто непристойное, в предмет ухмылок и насмешек, в антиискусство.  Древние греки отнюдь не чурались изображений могучих фаллосов и разнузданных оргий, однако великие скульпторы той, еще старой, эры, в своих изваяниях шли ради эстетической гармонии на анатомическую условность. Об этом помнил и великий мастер Возрождения Микеланджело, когда высекал из пятиметровой мраморной глыбы ветхозаветного Давида, готового сразиться с Голиафом. Его гениталии, поскольку дело вовсе не в них, минимизированы. Но есть произведения искусства, которые и вовсе обходятся без «всего этого», и тем не менее «оскорбительны»… Сегодня распространено мнение, что порнография, это — показ гениталий, а также «отображение сексуального поведения в литературе, изображениях, скульптурах, фильмах и др. с целью вызвать сексуальное возбуждение». Но тогда получается, что эротика, то есть одна из важнейших составляющих искусства, связанная с самопознанием человека, с его идентификацией своего телесного низа, не должна быть сексуальным возбудителем. Это, конечно, абсурд. Иначе не было бы и искусства, ибо оно как раз то, что и вызывает чувства, всю шкалу, весь спектр человеческих чувств, в том числе и сексуальных. Хотим мы или нет, но сексуальный инстинкт человека - один из основных… Сексуальным возбудителем могут быть и музыка, и литература и, разумеется, изобразительные искусства, к которым относится и кино. Однако само понятие эротического колеблется от эпохи к эпохе и всегда отражает этико-эстетические критерии конкретного времени и конкретного общества, хотя в разных его слоях тоже могут быть разные представления на сей счет. Еще раз напомню о весьма показательном примере, о картине «Олимпия» одного из родоначальников импрессионизма Эдуарда Мане – о ней я уже писал вскользь в своем эссе на Эхе Москвы от 18 ноября «Портрет с дыркой».  «Олимпия» считается одной из самых скандальных картин во всей истории изобразительного искусства. Выставленная в парижском салоне в 1865 году, она вызвала почти единодушное возмущение и гнев зрителей. Официальная критика назвала ее «безнравственным вторжением в жизнь», а саму героиню полотна «потаскухой, возомнившей себя королевой». Слово порнография произошло от греческих слов порни («блудница», «проститутка») и графи («писать», «написать»). Для публики середины позапрошлого века это и была порнография в чистом виде, не имеющая права называться искусством. Художественные достоинства «Олимпии» для нас несомненны, но на то время, когда в живописи царствовали такие мэтры как Энгр, Делакруа и Курбе, это была революция изображения, давшая импульс новому видению мира – импрессионизму. К генеалогическому древу живописи был привит неведомый дичок. Однако что там не так – в содержании картины? Чтобы назвать героиню картины Мане потаскухой, публика имела свои причины. У девушки плебейского вида, возлежащей почти в той же позе, что и «Спящая Венера» Джорджоне или «Венера Урбинская» Тициана, отнюдь не классические формы… Во взгляде никакой скромности, лоно прикрыто откровенным и демонстративным жестом. Она почти вульгарна – чувственный подбородок, в волосах то ли бантик, то ли цветок орхидеи, считающейся афродизиаком, на ногах туфельки для спальни, в ногах кошечка (Pussi) – знак греха… Позади темнокожая служанка с букетом цветов - явно от очередного клиента. А поскольку взгляд модели в упор направлен на зрителя, его она и считает своим клиентом… Впору было от чего оскорбиться. Картину чуть не разорвали на куски, и к ней был приставлен караул. Зачем же Мане сознательно пошел на такой акт, на такой вызов общественному мнению, в том числе и вполне просвещенному, и под страшным давлением не покаялся, не отказался от картины, не уничтожил ее? Да, ему хотелось славы, пусть и скандальной. Но по большому счету он вместо законсервированного искусства предложил новое, иное - как будто в помещении, к затхлому воздуху которого все придышались, вдруг открыли окна. А ведь это случилось в пору авторитарного полицейского режима Наполеона III, устранившего законодательную власть и провозгласившего себя императором Второй империи. Если взглянуть шире, то Эдуард Мане наряду с Золя и Бодлером заявлял таким образом о статусе свободного человека, пусть это даже представитель третьего сословия. До Третьей Республики оставалось пять лет… Однако только через восемьдесят с лишним лет картина обрела наконец свое постоянное пристанище в открывшемся в Париже Музее импрессионизма, став наконец предметом поклонения и восхищения. Что же изменилось? Изменился код восприятия. И то, что некогда казалось неслыханным вызовом общественной морали, больше таковым не являлось… Проблема конфликтных отношений публики и искусства есть и будет всегда, потому что художник видит не так, как окружающие, видит дальше и глубже, то есть иначе, чем все остальные. Искусство опережает жизнь и будет ее опережать. Поэтому лучшее, что можно придумать на сей счет – это толерантность. Разумеется, если речь идет об искусстве, а не об имитации его, что требует отдельного разговора. Прежде чем штамповать новые законы в угоду взглядам отдельных групп населения, в том числе и на произведения живописи, музыки и литературы, нашим законодателям не худо бы почаще обращаться к общему прошлому, чтобы избежать вопиющих, подчас непоправимых ошибок. |
| Категория: Блог писателя | Просмотров: 1777 | Добавил: jurich |
| Всего комментариев: 0 | |