12:46 243. ЛОКАС И ГРАЖДАНИН МИРА |
| До Америки Локас* считал себя гражданином мира и англоманом. В начале девяностых ему представилась возможность это проверить. Так он оказался в Сан-Франциско, где замужем за американцем уже довольно давно жила его родственница – двоюродная сестра, врач-дерматолог по образованию и медсестра по реальной работе. В ту пора дела в развалившемся СССР шли хуже некуда – почти голод, почти разруха, и на совете в семье его замужней сестры было принято решение, что Локас попытается задержаться в Штатах, закрепиться и пустить корни. Оставалось только заполучить хотя бы на пару лет грин-карту, позволяющую ему легально работать. С этим, конечно, предвидились проблемы – был бы Локас евреем, тогда другое дело, тогда вступали бы в силу определенные законы, принятые еще при Брежневе и позволившие тысячам советских евреев беспрепятственно осесть в Штатах. Но попытка не пытка. А пока Локас мог бы, например, попробовать себя в госпитале, где работала его двоюродная сестра, скажем, подсобным рабочим, или в компании, где работал муж его сестры - компания занималась кормом для домашних животных. То есть не самим кормом, а его продажей, дистрибуцией. Как успел заметить Локас – продажа хоть чего угодно была гораздо более ходовым бизнесом в Штатах, чем само производство. Однако Локасу с его филологическим образованием показалось не по уму убирать госпитальный мусор или разносить по домам «педигри» и «китикет» - он видел себя в школе или колледже преподавателем хоть русской литературы, хоть русского языка или, на худой конец, переводчиком на какой-нибудь фирме, сотрудничающей с бывшим СССР. Из этой затеи ничего не получилось, зато Локас успел немного поездить по Штатам, побывал в парке с секвойями и даже в легендарном Биг-Суре, городке его кумира, отвязного писателя Генри Миллера, которого он переводил. Увы, мечта Локаса о другой, новой жизни западного человека и гражданина мира, за несколько американских месяцев сошла на нет. Он хоть и вполне сносно говорил по-английски, но с каждым днем все больше тосковал по-русскому языку - ему даже снились ностальгические сны по России, чего он от себя уж никак не ожидал. Ему снилось, что русский язык – это воздух вокруг него, и что без этого воздуха он задыхается Однажды Локас забрел в какой-то скверик в Сан-Франциско, куда по случаю праздника Хануки собралась русскоговорящая еврейская община. Это был так называемый праздник свечей, который иудеи отмечают в конце ноября-начале декабря. В скверике была установлена огромная ханукия, светильник типа меноры, только с девятью подсвечниками. От центрального подсвечника в первый день Хануки и следовало зажечь одну из восьми свечей. Для этого перед собравшейся толпой к светильнику подогнали трактор с ковшом, в ковш забрался молодой, с жидкой бородкой, раввин – и трактор поднял его прямо к центральному подсвечнику, в котором стояла толстая свеча. Молодой раввин достал спички и принялся ее зажигать. Свече на загоралась. Раввин чиркал спичками, подносил огонь к фитилю, но тот только трещал, а воспламеняться не хотел. Видно, кто-то сэкономил на качестве свечей — не то покупатель, не то производитель. Раввин пытался и так, и сяк – ноль результата. Прошла четверть часа, свеча не загоралась, а в собравшейся толпе, там было человек сто, почти сплошь в дубленках, символе советского достатка и успеха, терпеливо наблюдали за процедурой, переговариваясь по–русски; только детей, которые путались под ногами, осаживали иногда по-английски. Было холодно, ветрено, и поскольку на раввине в стальном ледяном ковше не было дубленки, его было жалко. Там наверху, на ветру, он бился один на один со свечой, которая упорно отказывалась гореть. Сделав паузу, раввин совершил в ковше молитву, видимо обращаясь к Богу за помощью, и наконец худо-бедно свеча зажглась, скорее задымив, чем загоревшись. Но порыв ветра ее задул. И вот, глядя на не желающую гореть свечу, Локас вдруг подумал о своем, о том, что и ему самому здесь не загореться - в лучшем случае он будет лишь дымить, станет, по выражению Достоевского, небокоптителем, и что его истинная судьба, нравится это ему или нет, – Россия. Во всяком случае, там он останется самим собой, со своими привычками, своей внутренней, коль внешняя не задалась, свободой и главное — со своими любимыми делами и занятиями. Так, помыкавшись в Америке несколько месяцев, Локас, несмотря на уговоры двоюродной сестры, которой хотелось бы иметь возле себя на чужбине духовную поддержку в лице «родного человечка», вернулся на Родину. И когда он сошел с трапа самолета и вошел в аэропорт, то испытал два совершенно противоположных чувства – стыд перед нашей убогой средой и восторг перед тем, что все вокруг говорят, не только говорят, но и молчат, и думают по-русски. И второе чувство было намного сильнее. ________________________ *Локас - собирательный образ нашего современника. — И.К. |
| Категория: Блог писателя | Просмотров: 1472 | Добавил: jurich |
| Всего комментариев: 0 | |