17:33 НОВОБРАНЕЦ |
| Марик закурил, помахал в воздухе спичкой, пока она не погасла. Сигареты лежали на столе – красная пачка возле вазы с увядшими ромашками. У одной были оборваны лепестки. Я сказал, что тоже закурю. Разве я стал курить? Нет, только иногда, довольно редко… Ну-ну, лучше не привыкать… Сигареты были приятны на вкус. Такие мне еще не попадались. Мы ждали, когда нам подойдет официантка, и я стал смотреть на улицу с мокрым асфальтом, с деревьями за забором на противоположной стороне, с немым движением машин, людей… А здесь было пусто, только один столик позади нас был занят парочкой. Мне нравилось, что здесь пусто. Фигуры из сигаретного дыма теряли свою объемность у потолка. - Что возьмем? – деловито спросил Марик. Я не знал, что нужно взять, я не разбирался в таких вещах, хотя они и заслуживали внимания, но у мне не было на них времени… Все-таки нужно было что-то взять, и я сказал, пусть Марик сам выберет, на свой вкус, что-нибудь среднее. Мы сидели в ожидании официантки и Марик спросил: - Видишь? Я посмотрел: - И что? - Я ее знаю. Был тут скандал из-за меня. - По пьянке? - Вроде того. - С ее участием? - Нет, просто она меня запомнила. Официантка заметила, что мы о ней говорим – она шла между столиков к нам, еще не решив, узнавать Марика или нет, но он сказал «Здравствуй, Алла» и она заулыбалась нам, как своим знакомым. Марик заговорил с ней. Я не слушал, пока Марик не повернулся ко мне: - Будешь? Теперь и Алла смотрела на меня. - Что именно? - Коктейль «Юрмала». - Да, возьмите «Юрмала», - сказала Алла. - Это наш самый хороший коктейль. - Два коктейля… - сказал Марик. Алла кивнула и ушла. - Ну как? – спросил Марик. Он хотел выглядеть взрослым – все-таки два года не виделись. Я одобряюще кивнул, хотя мне было все равно. Алла вернулась к стойке бара, откуда негромко раздавалась музыка. От глубоких затяжек слабо кружилась голова. Марик положил свою сигарету на край стола – дым тонкой извилистой струйкой потянулся вверх. - Черт! Не могу себе простить – в такой день и напиться! - Брось! Я же не предупредил, что прилетаю. - Нет, все равно… За большими окнами сгущались сумерки. Она сказала, что рано ляжет. Наверное, уже легла. Она выглядела усталой сегодня. Наверное, уже уснула. А радио так и осталось невыключенным и что-то бормочет... Тихая музыка… И кот… Вот кого невозможно узнать. Медленное равнодушное существо. Как он раньше гонялся за бумажкой на бечевке… Смешно, но все изменилось, как изменился этот кот. Я так ей и сказал. Даже растерялся, когда его увидел… Я сказал: «Сколько раз я представляя себе…» «Ничего не надо представлять и все будет нормально!» – ответила она. Нормально? - Нет, это здорово , что ты приехал, - сказал Марик. - Я просто обалдел, когда тебя увидел. - Да, ты был хорош... Еще не видел тебя пьяным. - Дурацкое состояние. И ничего не можешь с собой поделать. - Но мы пошли на залив и ты искупался. - Все равно голова как чугунок. - Ты искупался и я нашел в песке твои часы. - Вот именно – в песке… Я закурил третью сигарету. Со стойки бара доносилась музыка - играл джаз и пела певица. When they begin the beguine It brings back the sound of music so tender, It brings back a night of tropical splendor, It brings back a memory ever green. Джаз всегда поднимал настроение. На стекле лицом к улице был написан весь ассортимент напитков по-латышски и по-русски, но отсюда казался одинаково непонятным. Мы молчали, я курил, играл джаз и нам несли коктейли. Официантка возникла в глубине стекла и приближалась к нам – все четче проступал ее белый передник… Марик взял со стола потухшую сигарету и воткнул в пепельницу. В отражении у него был мужественный профиль. Я обернулся. Алла ставила на стол коктейли. - Пожалуйста, - сказала она, объединяя нас равнодушной улыбкой. Марик, полуприкрыв веки, кивнул. Ему хотелось, чтобы я оценил его взрослость. Я взял фужер. Коктейль был темно-красного цвета с куском льда и крепкий на вкус. Марик тоже попробовал и теперь растерянно смотрел на меня: - Ну как? Мне стало смешно: - Крепкий. Сейчас я тебя догоню… - Ну и гадость! - Нет, просто очень крепкий… - Какая гадость! - Тогда зачем брал? - Сам просил… - Я просил что-нибудь среднее. - Мда… - постучал Марик пальцами по столу, - везет же. И что теперь будем делать? - Пить. - Я не буду. С меня хватит. Коктейль был крепкий и густой, как ликер. - Слишком сладкий, - сказал я. - Вообще пьяная гадость! Марик привстал, решительно оглядываясь. - Что ты хочешь? - Подожди. - Я пью. - Подожди. Аллы в зале не было. Марик жестом подозвал другую официантку. Медленно переломившись в талии, она оперлась руками о край стола. Разговор был безукоризненно вежлив. Марик спросил, можно ли обменять коктейли, так как мы ошиблись с выбором. Официантка говорила с акцентом. У латышек приятный акцент, когда они говорят по-русски. О, она бы с удовольствием заменила, но это не полагается, тем более что в фужерах уже начал таять лед. Она бы с удовольствием, но увы… Ей, конечно, очень жаль, что она ничем не может нам помочь. Марик прикусил нижнюю губу и поводил головой – он готов был смириться с тем, что сегодня все наперекосяк. Хорошо, что нам ничего не обменяли. Теперь я хотел, чтобы коктейль был крепкий, чтобы он хоть как-то подействовал на меня. Я вынул из кармана деньги и положил на стол. - А это зачем? – сказал Марик. - Возьми, - сказал я. – Боюсь, что придется повторить. А расплачиваться тебе. Марик усмехнулся, но деньги взял. Я был благодарен ему, что не остался этим вечером один. Не знаю, что было бы иначе. А так мы сидим здесь, играет музыка, коктейль, сигареты и все почти хорошо… I'm with you once more under the stars, And down by the shore an orchestra's playing And even the palms seem to be swaying When they begin the beguine. Марик еще раз попробовал коктейль, решительно отодвинул фужер в сторону и стал мрачно смотреть мимо меня на тех, кто сидел сзади. А сзади сидели он и она: они вели тихий влюбленный разговор, она катала стеклянную трубочку по ободу бокала, а он улыбался ей. Марик смотрел на них слишком навязчиво, но они ни в чем не были виноваты перед моим другом. Просто он окончательно протрезвел. Cтекло стало покрываться блестящими штрихами – на улице пошел дождь и все заспешило в новом мелькающем ритме, но вскоре совсем стемнело, и за нашим собственным отражением уже почти ничего не было видно - разве что лишь когда мимо, светя фарами, проезжала машина или кто-то останавливался возле витрины. Мой фужер был пуст. - Что бы еще попробовать? – сказал я. Марик поднял брови. - В смысле выпить, - сказал я. - «Спутник», кажется, ничего, - сказал он, - но я не буду.. - Одному как-то глупо, - Пей, - сказал он. – Я же без тебя пил днем… Я заказал один «Спутник». Коктейль оказался действительно «ничего». Я пил и кури л, а Марик сидел мрачней тучи. Я ему сочувствовал, хотя был готов к тому, чтобы посочувствовали мне. Играл джаз и пел голос. Голос Эллы Фитцджеральд. Я знал эту композицию Кола Портера – «Begin the beguin». Было плохо слышно, но я и так помнил слова. To live it again is past all endeavor, Except when that tune clutches my heart, And there we are, swearing to love forever, And promising never, never to part. Да, эта мелодия сжимает мне сердце, но что поделаешь. Все так и было, Правда мы тогда не клялись в любви друг другу, мы просто не знали что это такое. И пальм не было, но все остальное было – и музыка, и берег моря, и звезды, и все остальное, тогда, два года назад, когда ей было пятнадцать лет, а мне семнадцать. А сегодня днем было совсем иначе… Обратно мы шли по дюнам, пока она не устала, и тогда мы сели на песок между сосен с видом на море и пляж. Она говорила , что все изменилось и что теперь мы совсем другие, но мы можем остаться друзьями, и что она будет мне писать, если мне это нужно. - А тебе? – спросил я, не смея спросить о большем, о главном, что уже и так было ясно. У нее на коленях лежал плащ и я все надеялся на дождь, который бы нас объединил, но дождь так и не пошел и чуда не случилось. Старый друг… Это она про меня… Нет, старым другом я был только для Марика. Она чувствовала себя очень усталой. Не я ли тому виной, вдруг словно из небытия возникший сегодня на пороге ее дачи. Я ведь два года ей не писал и она имела полное право меня забыть. Отчего же я сам рванулся сюда, в свое прошлое. Зачем я тут? What moments divine, what rapture serene, Till clouds came along to disperse the joys we had tasted, And now when I hear people curse the chance that was wasted, I know but too well what they mean; - Ты стал совсем другим, - услышал я голос Марика. - Это я сегодня уже слышал… - От нее? Я кивнул. - Кстати, как она? - Хорошо. У нее все хорошо. - Зачем ты так постригся? Чуть не наголо… - Удобно. - Хотел сказать, что тебе идет. - Тебе тоже, без усов. - Да, сбрил нафиг, а то за грузина принимают… Когда мы вышли из кафе, дождь почти прекратился, с неба сыпалась лишь мелкая морось – ее было видно в свете фонарей и фар проезжающих машин. Горели огни рекламы и растекались по мокрому тротуару. Мы повернули к пляжу. Во рту стоял приятный вкус коктейля и выкуренных сигарет и голова больше не кружилась. Море слабо различалась только у берега. Мы пошли по пляжу. Так же, как я с ней. Так же у воды, но теперь был дождь, который не пошел тогда. Я пытался разглядеть в песке ее следы – сегодня здесь было пусто и она шла в «гвоздиках» - но все стерлось дождем. На Марике был плащ – он предлагал его мне, но я отказывался. Мне было хорошо в толстом свитере, тепло и сухо. Почему-то мы заговорили о литературе и любимых писателях. И о стихах. Я почитал стихи – свои и чужие. Марик внимательно слушал. Дождь продолжал моросить и Марик время от времени предлагал мне надеть его плащ. Фонари остались позади, и мы не сразу заметили, что забрели в воду. Потом мы поднялись по песку и по настилу из мокрых скользких досок спустились прямо к едва освещенной дороге. Места были незнакомые и мы не знали в какой стороне железнодорожная станция. Навстречу нам шел пожилой мужчина – заметив нас, он втянул голову в плечи. - Не подскажете, уважаемый, где тут станция? – спросил Марик. Оказывается мы забрались черт знает куда… Дождь то затихал, что снова принимался, и тогда было слышно, как он шуршит в листве деревьев. Когда мы дошли до станции, была полночь. У билетной кассы под навесом стояла небольшая очередь. Дверь в зал ожидания была открыта и оттуда раздавались оживленные голоса и звучала музыка – буфет еще работал... So don't let them begin the beguine Let the love that was once a fire remain an ember; Let it sleep like the dead desire I only remember When they begin the beguine. Я попросил у Марика еще одну сигарету. Он поднес ко мне горящую спичку, но ветер, дувший вдоль рельсов в нашу сторону, ее погасил. - Черт! – выругался Марик. - Лучше зайдем. Возле буфета кайфовала пьяная латышская компания – несколько парней и девушек и среди них очень высокий мужчина средних лет в полосатой пижаме, словно только что сбежавший из тюрьмы. - Ко юс велатиес? – спросила буфетчица и, еще раз взглянув на нас, повторила по-русски: Что вы хотите? Я заказал два коньяка по пятьдесят граммов и две конфеты. Марик уже созрел для продолжения. Коньяк был что надо, не чета коктейлям. - Тебе обязательно завтра на самолет? – спросил он. И я решил сказать ему главное, я не хотел делать этого раньше, я не хотел соболезнований. Зачем? Все и так ясно и по-другому уже не будет. Да, университет откладывается. Да, армия. Да, на три года. Да, на Крайний Север. Теперь под занавес я уже мог это ему сказать и я сказал. Он не поверил, он переспрашивал. Может, я шучу? Но это плохая шутка. Неужели правда? Вот это удар! Первый, когда мы встретились сегодня , а второй – сейчас. Он отошел в сторону. Вернулся. Снова отошел и издали посмотрел на меня. Словно только что увидел. Он что-то еще говорил. Да, какой-то его приятель тоже на три года. И ничего. Пишет, что вполне сносно. Там тоже жизнь. Конечно, не такая как здесь, но все-таки… Издалека раздался гудок электрички и мы вышли на перрон. Луч прожектора полоснул по выступившим из темноты стволам сосен и в следующий миг осветил людей, стоявших на платформе. Их длинные тени стремительно сократились и вот уже возле нам встала электричка. Желтые квадраты окон, негромкий стук моторов под вагонами. Мы обнялись. Я вошел в вагон последним. Электричка резко вскрикнула после свистка и покатила. Марик остался позади. Один в своем коротком по моде светлом плаще. Сначала я стоял в тамбуре, а потом открыл двери и сел на свободное место. Несмотря на позднее время, вагон еще был наполовину заполнен. Народ возвращался в город. Как и я. Я то дремал, то смотрел в окно, за которым все равно почти ничего не было видно, кроме ночных огней. Иногда мне казалось , что я все еще сижу в том кафе и раздается та же музыка. Oh yes, let them begin the beguine, make them play Till the stars that were there before return above you, Till you whisper to me once more, Darling, I love you! And we suddenly know What heaven we're in, When they begin the beguin Очнувшись, я все не мог понять, почему продолжаю слышать музыку. Оказалось, что впереди действительно кто-то играл. На гитаре. Тихо и иногда. И даже не играл, а так - время от времени лишь перебирал струны. Август 1961 |
| Категория: Из старого чемодана | Просмотров: 1550 | Добавил: jurich |
| Всего комментариев: 0 | |