Писатель и поэт Алексей Сомов (Эль), прочтя тут мои рассказики про одного моего знакомого, предложил продолжить их, а заодно дать имя моему герою, ну, скажем, Лукас. Идею я подхватил и вот – продолжаю. А героя пусть зовут Локас (Локо – по-испански, типа, псих ненормальный). Спасибо, Эль!
Когда мой знакомый Локас развелся, у него вдруг образовалось много свободного времени. Развод был легкий – ни детей, ни дележа имущества, но на душе все равно было погано. Будто Бог дал по жизни небольшое испытание, а Локас лоханулся. Не буду рассказывать, кто виноват в разводе. Развелись и точка. Что дальше? Довольно быстро Локас нашел себе женщину из круга своих знакомых – она тоже рассталась с человеком, тоже по взаимному согласию, и по такому же согласию Локас после бутылки вина, принесенной собой, лег с этой женщиной в ее освободившуюся постель, и у них был коитус. Он сам это так назвал, потому что то, что у них было, иначе называть ему не хотелось. Коитус и все.
Два раза в неделю он ходил за этими самыми коитусами, украшая встречи сначала цветами, потом вином, потом парным мясом, потому что после всегда зверски хотелось есть. Женщина ставила на плиту мясо, они ложились, а через двадцать минут вставали – мясо было уже готово. Вскоре Локас заметил за собой, что во время коитуса он взволнованно принюхивается к запаху, раздающемуся из кухни, и не слишком внимателен к своей даме. Однако, понаблюдав за ней, он отметил, что и она предпочитает кулинарный аромат всем остальным ароматам. Это парное мясо (говяжья вырезка) и явилось причиной их охлаждения друг к другу, потому что спустя пару месяцев они стали начинать встречу с мяса, а не с коитуса, - после мяса же, как известно, тянет в сон, да и потенция на время ослабевает.
Как-то глядя, как его женщина дожаривает это мясо, Локас подумал, что если сам будет готовить дома, то у него мяса станет вдвое больше, и тогда он, скажем, сможет пригласить на трапезу друга, или другую менее гастрономически озабоченную подругу. Тут важно добавить, что Локасу было сорок лет, и пора безудержного гиперсекса у него уже миновала. Итак, Локас стал готовить дома, один. Но вскоре ему стало скучно. Однажды, отоварившись, он повез вырезку (телячью на сей раз) на дачу к приятелю, у которого во дворе стоял мангал. Там они это мясо превратили в бастурму, к тому же на участке росло дикое количество кустов черной смородины, которой Локас и объелся до отвала на десерт.
Возвращался он под вечер на электричке. До дому было более часа пути, включая метро, и вот, еще в вагоне электрички он почувствовал в кишечнике совершенно однозначные позывы. Локас решил, что дотерпит. И так с этими позывами, то затухающими, то возникающими вновь, он перемогся и в электричке, и в подземке. Но не совсем – когда ему надо было сделать пересадку, чтобы уже по прямой ветке за десять минут добраться до дома, спазмы в животе стали довольно острыми, и его прошиб пот. В его жизни уже был такой случай – когда он из Ялты ехал на троллейбусе в Симферополь. Его точно так же прихватило на полпути. И как он тогда это вытерпел, он до сих пор не понимал. Однако героический поступок в прошлом придал ему уверенность в настоящем, и он ехал и терпел, временами покрываясь испариной...
Приступы однако чередовались с паузами затишья, и вот в одной из таких пауз Локас заметил, что на него внимательно смотрит юная, лет восемнадцати, стройная девица, одетая по-дорожному, с рюкзачком, не то чтобы красивая, потому что красота ее несколько умалялась довольно прямым, чуть ли не суровым взглядом, но все же ладная и фотогеничная.. К тому же свежая, хотя для своего возраста едва ли девственная. Блондинка, попка аккуратно обтянута тонкими брюками, на ногах эти огромные шузы с толстой подошвой, в которых канает панкующая молодежь, грудь, плечи, шея, волосы, все на месте и все вполне притягательное. И вот носительница всех этих достоинств смотрела на Локаса и этого не скрывала. Притом, смотрела не вульгарно и не призывно - то есть как бы ни на что не намекала и ничего не предлагала, но смотрела именно на него, сорокалетнего мужчину, и он стал волноваться. Он ехал домой в пустую свою однокомнатную квартиру, и девушка скорее всего – тоже в пустую, возможно, даже многокомнатную, - родители еще на даче вместе с бабушкой и котом, или бабушка уже умерла. Короче, на кону был выбор из двух квартир, если бы не боль у Локаса в животе, как будто туда время от времени просовывали тонкое, почти не оставляющее крови острие, спицу, шило…
Когда женщина (девушка) хочет, чтобы вы за ней пошли, она выходит из дверей транспортного средства обязательно впереди вас, оправляет рукой волосы и идет танцующей походкой, слегка виляя задом и показывая, какая у нее гибкая талия. При этом она может обернуться вполоборота, обозначив для вас свой профиль, на вас не поглядев, но как бы подтвердив связь, или даже увидев вас периферийным зрением, если глаза у нее большие и посажены неглубоко. Так все примерно и произошло. Локас поканал следом, взволнованный, но и озадаченный только что отпустившей его болью.
У входа на эскалатор образовалась небольшая пробка, и он на мгновение потерял свою попутчицу. Он оказался на ступеньке один, хотя впереди и сзади стояли по двое… И вдруг, пробравшись, на нее становится ЕГО девушка. Нет, она не берет Локаса под руку, не шепчет ему о своих услугах, не опускает свою визитку в оттопыренный по непонятной причине карман его брюк. Наоборот - она тут же отворачивается, принимается смотреть другую сторону, но все ее жесты – то волосы поправит, то брюки, то кофтейку, сбившуюся на плече – все ее жесты, говорят о том, что она ждет от Локаса встречной инициативы. У бедняги же как назло начинается новый приступ – Локаса бросает из жара в холод, и на лбу снова выступает испарина.
И тут он начинает отчетливо осознавать, что до дому ему не дойти. И с этой пораженческой мыслью он провожает глазами спину девушки, растворяющуюся в августовском вечернем сумраке – она еще на выходе с эскалатора поняла, что продолжения не будет, и теперь уходит от Локаса деловитой походкой молодой свободной девушки, в которой подростка еще все-таки больше, чем женщины. Локас же, мокрый пока что только от пота, сжавшись внутренне в комок, несет свою боль к дому, с единственной установкой – как бы ее не расплескать по пути. До дома от метро метров семьсот, и вот он преодолевает эти метры, как восходитель на Эверест, почти теряя сознание, но упорно продвигаясь вперед. В какой-то момент он решает, что лучше свернуть на соседнюю, не такую высокую вершину, но для этого надо пересечь довольно широкую асфальтовую дорогу, и эта дорога представляется ему совсем уж непреодолимым препятствием, вроде скалистого отвесного гребня.
В парадную он вползает уже на одних зубах, в лифте ему становится просто невыносимо, а открытие собственной двери сопровождается взрывом в чреслах, который Локас все же удерживает внутри в стальном цилиндре из перистальтических мышц и воли. В коридоре он рывком бросается в туалет, сдирая с себя брюки, трусы, и нависает над унитазом в миг неумолимого фонтана изнутри. Локасу даже кажется, что брюки его все-таки попали под эту струю, и, освобождаясь от боли, он прикидывает малоэстетичную ночную стирку.
Однако с брюками все в порядке, и через пять минут мой знакомый Локас снова человек, правда, с двумя таблетками активированного угля в желудке – но ничего не болит, и мысль уносит его в сторону растворившейся в темноте девушки, хотя он понимает, что все это непоправимо поздно, и что такой сюжет больше никогда в жизни не повторится, потому что, как он где-то когда-то прочел, в одну и ту же реку нельзя войти дважды.
