|
Только что хотел скачать книгу мемуаров о Товстоногове. Помнится, где-то там, если не ошибаюсь, упомянута и моя фамилия. Но система Аваст выдала сигнал - "вирусная тревога, заблокирован троян"... и я нажал кнопку "отменить". Впрочем, если там действительно упомянута моя фамилия, то я знаю, по какому поводу. Хорошо помню и сам повод и последствия его, тем более что весь тот сюжет достаточно подробно описан в моей повести "Подпись под клише", вышедшей в свет в Москве в 1987 году тиражом (подумать только!) 100 000 экземпляров. Только фамилии героев повествования изменены, как и место действия. Тогда, в 1987-м, еще невозможно было говорить правду, разве что завуалировано.
Так вот, конфликт случившийся в якобы провинциалом театре провинциального города, где был провинциальный обком, на самом деле имел место в Ленинграде, в 1974 году, между БДТ, возглавляемом тогда Георгием Товстоноговым и Обкомом КПСС, возглавляемом тогда Григорием Романовым. Газета же, где я тогда возглавлял отдел культуры и спорта, попала под партийные жернова по нашей наивности, то есть по недостатку политической бдительности и отсутствию нюха на идеологическую конъюнктуру.
Короче, Товстоногов поставил в своем знаменитом тогда на весь СССР и даже на всю Европу театре спектакль по мотивам повести Тендрякова "Три мешка сорной пшеницы", а мы, то есть газета, этот спектакль взяли и похвалили. Рецензию по моему заказу написал один молодой театровед под заголовком "Как кровь сквозь бинты". Для тех, кто не читал повести, напомню, что речь там идет о конце ВОВ, когда в колхоз приезжают хлебозаготовители для фронта и хотят отнять три последних колхозных мешка с зерном пшеницы, припасенных на весенний посев...
Ну вот, мы похвалили и были удостоены благодарности со стороны Георгия Александровича. Он пригласил нас, то есть меня, редактрису газеты и ее заместителя к себе в кабинет в театре - помню мягкую обитую белой кожей мебель - где и состоялся наш большой душеприятный разговор о времени, судьбе, народе и прочих вещах, о которых привычно говорит при встрече творческая интеллигенция. Георгий Александрович ( Гога) завораживающе рокотал своим незабываемым голосом, нещадно попыхивал дорогими сигаретами, и мы тоже за компанию затянулись предложенным...
А спустя пару дней грянул гром. Оказалось, лично Романова спектакль возмутил, и хвалить таковой наша газета, орган обкома КПСС, не имела никакого права. Редактрису вызвали в Смольный на ковер, а потом начался внутриредакционный разбор полетов, закончившийся приездом к нам нашего куратора из отдела пропаганды. Собрали собрание, на котором все виновные должны были прилюдно покаяться. Первой каялась наша редактриса, умная, сильная, талантливая, сама хлебнувшая в детстве от сталинских репрессий, ударивших по ее родителям, и прекрасно отдававшая себе отчет в том, что есть что и что по чем... Помню дословно ее фразы, вошедшие в ту мою книгу: "У нас случилось ЧП - опубликована рецензия с поспешными, невыверенными, далекими от объективности оценками. Мы по недомыслию дали вовлечь себя в чужую игру. Мы как щенки виляли хвостами перед театром, его главным режиссером ..." и так далее в том же духе, после чего следовало резюме: "Нас правильно одернули... Случившееся послужит нам серьезным уроком". В том же духе каялся и ее зам. Я каяться не стал - молчал, стиснув зубы. Но в тот раз пронесло. Не пронесло в другой раз, когда меня все-таки вышибли из газеты-еженедельника под названием "Ленинградский рабочий"... Но об этом я расскажу как-нибудь отдельно, в связи с другими хорошо известными именами...
А тогда я, нераскаявшийся, просто зачастил в театр, где у меня установилось что-то вроде дружеских отношений с завлитом Диной Морисовной Шварц, дочь которой Елена Шварц станет впоследствии известной поэтессой.
Был приглашен я и к Георгию Александровичу, в тот знаменитый дом на Петровской набережной, построенный в начале семидесятых для ленинградской элиты, напротив домика Петра Первого. В той просторной квартире жили трое - сам Товстоногов и его сестра Нателла с Евгением Лебедевым, своим мужем. Несколько часов в компании двух великих людей - режиссера и актера... О Евгении Лебедеве я расскажу отдельно. А тогда мы говорили о судьбе спектакля, о том, как его защитить от произвола обкома, о том, что Даниил Гранин написал рецензию в защиту спектакля, которую вот-вот опубликует "Комсомольская правда". Так оно и было, но против лома нет приема, и за рецензией в "Комсомолке" последовала разгромная заказная рецензия в газете "Ленинградская правда".
Больше с Георгием Александровичем я не встречался. Правда, он встречался с моей сестрой, бывал у нее дома во время гастролей театра в Испании, но это уже другая история.
В 1987 году, когда в издательстве "Молодая гвардия" вышла моя книга с повестью, где содержались прозрачные намеки на пережитый мною партийно-театральный конфликт, я послал ее по почте Товстоногову. Читал ли он ее, открывал ли, я не знаю.
Хотя мог бы спросить у Нателлы Александровны, которую год назад видел в Театре на Фонтанке на режиссерской премьере моей сестры.
|
