Если Локас садится с утра за комп, не успев принять заветную чашку черного кофе с тремя каплями десятипроцентных сливок, то его привычная пробежка по заголовкам новостей дает сбои.
Сегодня он пытался понять, что значит такой вот заголовок: «Авербух о критике Вагнер в адрес Загитовой: выходи на лед и делом доказывай, что ты лучше». При чем тут Вагнер, недоумевал Локас, какой лед? – там песок, да и вообще ЧВК Вагнер сейчас не до Олимпиады…
И еще один заголовок его озадачил:
«ПаЦАНея от всех болезней»…
Он протер глаза - и только тогда буквы встали на место.

Igor Kubersky
22 февраля ·
https://zvezdaspb.ru/index.php?page=8&nput=3200

Жизнь писателя проходит в ожидании. Сначала ждешь, когда тебя что-то клюнет в темечко и вдруг там что-то откроется и заискрит. А потом ждешь, когда эти искры, путем долгих трудов и всяческих там творческих мук заботливо сложенные в один узелок, кто-нибудь возьмется напечатать. Нынешние Интернетные публикация не в счет – от них мало кайфа. Всякий так может, даже без искр и мук. А тут - ждешь год или полгода, как в старые добрые времена, когда, кроме пишущей машинки, способной зарядить пять экземпляров, не больше, у тебя ничего не было, – все у государства: издательства, строгие редакторы, типографии, неусыпная цензура, право убить или миловать и поощрить, назвать писателем или тунеядцем и графоманом.
И вдруг редкий случай: звонят из журнала, спрашивают - у тебя есть что-нибудь для нас. Есть, говорю ( у меня всегда есть что-нибудь), Присылай, говорят, опубликуем в текущем номере. В текущем, то бишь в февральском.
А что такое, говорю. А то, говорят, что пишут все больше, а хороших текстов все меньше.
Ну, намек понятен. Мои - хорошие. Берут, не читая...( шутка).
Радостно посылаю. И через неделю получаю верстку – целых шестнадцать журнальных полос. Это ли не праздник души.
Вот они)))
Да, два дня праздника, а то и три. А потом снова ждешь...
И так, пока искры не кончились))

О бомжах я писал не раз и не два, даже в стихах. Разумеется – с сочувствием или даже эмпатией. Где-то очень глубоко в душе я тоже бомж, одинокий, асоциальный, которому ничего не нужно - ни дом, ни семья, ни деньги, ни работа, ни государство, ни власть, ни даже любовь. Разве что родной язык – единственная ценность от которой не отказаться. Но это где-то там, в глубине… потому что здесь все вышеперечисленное так или иначе нужно – так меня воспитали, окультурили, привили базовые ценности.
Лев Толстой тоже был латентный бомж, при том что все эти базовые ценности он беззастенчиво проверял, жестоко засовывая палец в рану – семья, церковь, религия, искусство, власть, государство, половой инстинкт… Да, еще он ходил по ночлежкам и деньги раздавал. Потом понял – пустое…
Грубо говоря, бомж - это человек, не справившийся с ношей жизни. Жить трудно, жить – это труд. Глупость, что человек якобы создан для счастья. Нет – для труда. Только трудом он хоть как-то может оправдать свое рождение, а больше никак.
Но вот прекрасно же сказал Блок на тему труда:

Работай, работай, работай -
Ты будешь с уродским горбом
За долгой и честной работой,
За долгим и честным трудом

А Тютчев высказался еще печальней:

Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,
Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!
Над вами светила молчат в вышине,
Под вами могилы – молчат и оне.

Вот и что прикажете делать после этого? Как не стать бомжем? И можно ведь не оправдывать свое рождение, а клясть его… Для таких ведь и придумано царство божие после мытарства на земле…
Да, к чему это я?
Подозреваю, что три бомжа, поселившиеся в нашем подъезде на 11-м этаже на теплой лестничной площадке, Блока и Тютчева не читали. Но до сути дошли простым нутром. Молодые, здоровые мужики, лет тридцати. Иногда в компании с дамой им под стать.
Все бы ничего, но для свободного доступа на свою зимовку они постоянно курочат входные двери, которые на электронном замке, – срывают проводку. Из фирмы, отвечающей за двери, приезжает человек, восстанавливает электронный замок, заливает контакты монтажной пеной – на утро все опять распилено и сорвано. Да и вонь под лестницей… Не выходить же мужикам ночью на мороз…
Короче – все это жильцам ( и мне в том числе) надоело. Написали заявление. Вызвали полицию. Мужиков увезли. Но что дальше? Скорее всего, то же самое. Через три дня, если не раньше, их выпустят и они снова сюда придут. А куда еще.
Есть рядом с нашим домом братское кладбище под названием «Остров Декабристов». Туда раз в сутки приезжает фургон – раздает горячую пищу для бомжей. К фургону очередь… Потом по всему кладбищу и на берегу Смоленки валяются картонные тарелки, хотя у ворот стоит бак для мусора…
Бомжей я видел в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Берлине, Мадриде, Лондоне. Париже… Уж если эти продвинутые, далеко не бедные социумы с ними не справились, то куда нам… Мы вообще в большинстве своем бомжи по рождению, хотя этого и не осознаем.
21 фев. ФБ

9 февраля ·
Несколько дней сканировал старую повесть "Давай начнем сначала (1977), из первой своей книги "Свет на сцену"(Л.,1979). Хочу выложить ее на своем сайте - армия, семья, родители, друзья той поры... Понятно, что автобиографична, потому теперь и дорога.
Столкнулся при сканировании с двумя проблемами: разрыв строки, обозначаемый стрелкой, и пробел в слове, обозначаемый односторонней скобкой ( кочергой)). Приходилось все это тупо убирать вручную...
И только сегодня дотумкал, что в Ворде в опции "найти и заменить" все это исправляется одним нажатием - и разрыв строки, и кочерга, оказавшаяся "мягким переносом" (последних было тысячи полторы)))

5 февраля ·
Локасу приснилось самое неприятное. Ну, сами понимаете…
Видит, стало быть, он, как дисковой пилой вскрывают его черепушку, достают мозг, опускают в какой-то физраствор, что-то подключают, и вот он снова – как живой: мыслит, то есть существует (по Декарту).
Локас, естественно, испугался. Как так? Где он сам – там, на стеклянной подставке в физрастворе? Или в постели - тот, который видит все это безобразие?
Проснулся он, но уже не вполне уверенный в себе, в своей аутентичности. Может, он все же теперь там, а не тут? Ведь, строго говоря, это непроверяемо. А потом он подумал: а не все ли равно, и с этой мыслью сладко заснул. На сей раз ему снились цветы и птички.

Сколько Локас себя помнит, он был совой. Не опоздать на первый урок в школе, на первую лекцию в девять утра (не свинство ли - так рано начинать занятия), на службу – это всегда было для него проблемой. Он даже где-то читал, что мозги включаются на полный режим не раньше одиннадцати, таков-де биологический ритм человека. До сих пор Локасу снятся засады на проходной, где по приказу директора учреждения, в котором Локас служил, заносили в кондуит всех опоздавших. И усилия снятся, какими в обход проходной Локас пытался проникнуть на свое рабочее место.
В общем, кошмар.
А все дело в том, что у него физиология такая: утром он никакой и звать никак. Да и родился он не днем, а ночью – ночной, стало быть, зверь, сова…Так продолжалось до развала СССР и закрытия того славного учреждения, в котором Локас со слезами на глазах, стиснув зубы, нарабатывал себе трудовой стаж
И какой же отрадой было затем отдать еще пятнадцать лет службе, на которую можно было приходить хоть в полдень. Главное – отдай себя по полной. А последние лет пять Локас и вовсе стал работать на дому - знай, отправляй вовремя свою готовую интеллектуальную продукцию.
Все бы хорошо, но, видно, кто-то сглазил Локаса, позавидовал ему и наслал на него бессонницу. Нечего было хвастаться в соцсетях, какой он из себя фрилансер, вольная птица.
То есть он как настоящая сова заканчивал свои труды где-то к часу-двум ночи и только в три уже спал.
Однако теперь (после сглаза или еще по какой причине) он стал в пять просыпался, и все… - до восьми утра, а то и позже, лежал таращась в потолок или в стену, - сна ни в одном глазу. Никакие приемы самовнушения не помогали, а снотворные он не признавал. Что до пустырника или, там, корвалола, то это ему, как слону дробина.
Где-то к девяти утра сон все-таки брал свое… но что такое заснуть в девять утра – оставшуюся часть дня ты разбит. Так продолжалось месяца три и далее продолжаться не могло. И даже сам Локас заметил, что начал хиреть и дичать.
И тут его осенило: раз он просыпается в пять утра, то не сигнал ли это свыше, что пора вставать. Надо просто ложиться гораздо раньше, где-то в десять. Тем более что везде написано: час сна до полуночи равен двум после. И вот как-то будучи крайне усталым от бессонниц и еще от каких-то срочных дел, Локас лег в десять часов вечера и немедленно вырубился. А в пять, разумеется, проснулся, спокойно и целенаправленно встал, облился ледяной водой и сел за работу. Да – мозги работали отлично, чего в такую рань с ним отродясь не бывало. Впрочем, как раз отродясь могло и быть – ведь в пять утра он и родился…
Уже к полдню Локас закончил свою обычную дневную норму и, не веря происходящему, к шести вечера сделал еще одну.
Так и пошло.
2 ФЕВ. -2018 фб

Под утро Локас, как всегда, проснулся и долго не мог заснуть. Просто лежал и по инструкции старался спокойно думать о хорошем. Из хорошего было - как здорово он на армейской службе умел наматывать портянки, так что они держались как влитые - летом хлопчатобумажные, а зимой шерстяные.
А из плохого вспомнилась ему строка Мандельштама: Власть отвратительна, как руки брадобрея.
И он лежал и придумывал, с чем еще можно сравнить отвратительную власть. На том, слава богу, и заснул.

Локасу приснился дурной сон - окончательно рухнувшая в недалеком будущем экономика, голодные бунты. разброд и шатания переходного периода. Короче, засада, как говорила одна из его подружек.
Расстроенный, он встал и, не надевая трусов, набил на клаве стишок, таким образом выразив в художественной форме профетический прогноз своего подсознания:
И снова будет у Отчизны,
Изголодавшейся вконец,
Как прежде, при социализме,
Хозяин жизни - продавец.
Но затем, уже в трусах, он почему-то успокоился и пошел сварить себе кофе. Пока есть.

И раздается глас с небес,
И слышат города и веси:
Христос воскрес, Христос воскрес!
Ну что ж, воистину воскресе!

Это мой старый текст. Но не помню, был ли он здесь. Что нового на эту тему? Прибавилось материалов о том, как Высоцкий умер. Кому интересно - найдете. И вот еще Музей его в Москве будут расширять... А так - он недалеко, тем более что времена опять катастрофически сближаются.

ВЫСОЦКИЙ НАШИХ ДНЕЙ
Как-то в программе Первого канала "Достояние республики", посвященной Владимиру Высоцкому и его песням, известный сатирик Аркадий Арканов, сказал, что, по его мнению, Высоцкий - это Пушкин двадцатого столетия. Ну, мнение есть мнение. Каких только мнений не услышишь... Я заглянул в Интернет и прочел, что Высоцкий по мнению моих соотечественников занимает в списке легендарных личностей двадцатого века второе место после Гагарина. Ну, это мнение мне понятно. Но сравнивать с Пушкиным...
Если говорить о поэзии Высоцкого, то, уже по-моему мнению, она скорее относится к песенному жанру, к тому, что называется бардовской песней, хотя к последней сам он относился с большой неприязнью. То есть без мелодии, без уникального голоса поэзия эта не одушевлена, ну, скажем, как ноты, которые превращаются в музыку только по воле музыканта. Поэзия же (не только Пушкина, а и вообще) не зависит от музыки и исполнения, она сама по себе музыкальна и исполняется непосредственно в душе читающего. Читать же глазами стихи Высоцкого - это лишать их тех достоинств, которые проявляются лишь при музыкальном и голосовом воспроизведении... Да, их надо слушать и лучше в исполнении самого Высоцкого, и чем ближе другие исполнители к манере Высоцкого, тем больше успех. Или так - это стихи для зрителей в зале, для площадей. Их энергетика и драматургия - для собравшихся масс, где каждый тем не менее индивидуальность.
Сегодня уже не очень понятно, почему в советские времена при огромной популярности Высоцкого власти его по-тихому гнобили - не пущали, запрещали, ограничивали ... при том, что он все-таки снимался в кино, играл в театре, выступал, ездил за границу, когда большинству наших сограждан заграница только снилась. Не очень понятно, потому что ничего скандально антисоветского Высоцкий не писал, просто прибегая в таких случаях к эзопову, как было принято, языку, а многие песни наоборот патриотичны, ну, как целый цикл о войне. Только патриотичность эта не официальная, не дежурная, а пропущенная через сердце. История страны была и его внутренней личной историей, и в ней он, подчас в жанре монолога-баллады, озвучивал разные голоса и судьбы - от судьбы самолета истребителя до судьбы бывшего зэка ( Банька по-белому: ..."и на левой груди профиль Сталина, а на правой - Маринка анфас").
Вот за это его и полюбили миллионы соотечественников - каждый услышал в нем про себя самого, про свое заповедное. Высоцкий стал голосом молчащих миллионов, их судьбой, их правдой в стране, где правду можно было говорить только шепотом. А он вопил, рычал. Уникальная судьба, уникальная личность, уникальный темперамент. Да, в нем было желание правды и свободы, и потому главная интонация его жизни и его творчества - это протест. Не только гражданский, но и метафизический: "Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю, чую с гибельным восторгом - пропадаю". Вот что, видимо, власть, и принимала за антисоветчину, хотя эту песню я слышал на маленькой тонкой голубой пластинке, выпущенной советской же властью еще при жизни автора...
Его феноменом был его голос - брутальный, хриплый, надрывный, для того времени как бы зэковский, тюремный... голос заключенного... А с этим легко и справедливо ассоциировалась и вся советская эпоха. Этим же голосом будет звучать на Таганке: "Быть иль не быть - вот в чем вопрос. Достойно ли смиряться под ударами судьбы иль надо оказать сопротивленье?" и этим же голосом будет обращаться пушкинский Дон-Жуан к каменной статуе Командора. И если его Гамлет показался мне тогда спорным (я видел его в театре на Таганке где-то в 1978 году), то его Дон-Жуан пробивал насквозь и наповал.
Так вот - о голосе. В нем звучала невиданная, точнее непривычная для советского уха независимая сила и уверенность. Таким голосом можно было вести за собой в бой полки и дивизии. Едва ли по жизни, но по актерской судьбе Высоцкому выпало воплощать образ сильной личности, человека, не знающего сомнений и колебаний - тот же Жеглов, тот же поручик из кинофильма "Два товарища", тот же Дон-Жуан. Вот почему, как мне показалось, Высоцкому было тесно в роли рефлексирующего и сомневающегося Гамлета, и он из него выламывался...
В разных ролях Высоцкий создавал почти один и тот же образ независимого бунтаря. А такой образ куда как востребован на Руси, где привычно топтать личность, где государство по традиции сильнее тебя. И вдруг появляется человек, который символически сильнее целого государства. Таких за советскую эпоху было немного. Ну кто еще - Сахаров? Солженицын? Вот и ответ. Вот за это государство едва его терпело, хотя ничего поделать не могло. Даже смерть его (так некстати, во время Олимпиады!) оно не смогло замять, спрятать от глаз.
Марина Влади вспоминала, что она не раз видела похороны царственных особ, но таких, как Высоцкого - никогда. Его имя, его песни, даже его смерть - объединяли людей. Наверное, в какой-то мере объединяют и сейчас, во времена не менее подлые, чем тогда, хотя и по-иному. Когда гнев, закипающий в груди, снова ищет выход в песнях Высоцкого...
Впервые я услышал его на магнитофонной ленте в 1964 году по возвращении из армии, уже студентом филфака ЛГУ. Незнакомый мне голос, удивительно, по каким-то необъяснимым причинам узнаваемый, свой и свойский, пел блатные песни: "Я пишу, Тамара синеглазая, может быть, последнее письмо. Никому его ты не показывай - для тебя написано оно" (слова другого барда - Аркадия Северного). Тогда появление магнитофонов для каждого рядового советского человека было равнозначно теперешнему появлению Интернета. Ведь на ленту можно было записать все, что угодно, а не только то, что тиражировалось властью. Магнитофон, как и пишущая машинка, стал для моего поколения маленькой тайной свободой. Помните у Блока:
"Пушкин! Тайную свободу Пели мы вослед тебе. Дай нам руку в непогоду, Помоги в немой борьбе".
А, что называется, вживую, я видел Высоцкого всего два раза - в уже упомянутом спектакле на Таганке и еще раз где-то в пригороде Ленинграда, зимой 1976 или 77 года. И вот прошел слух, что приезжает Высоцкий и будет выступать в таком-то поселковом клубе. Название поселка я начисто забыл, но помнится, что это было юго-западное направление - может, где-то под Гатчиной... И я со своей будущей второй женой Мариной поехал туда. Полчаса на электричке, потом пехом, мимо снежных, по пояс, сугробов... тишь да глухомань провинции, которая начиналась сразу за окраиной города и никак на него не походила, будто ты оказывался в другом времени и пространстве, точнее - в пространстве, не тронутом временем. И вот в клубе, вмещавшем никак не более двух сотен человек, Высоцкий "давал концерт".
Позади нас с Мариной в заднем ряду у стенки, скорее по причине своего роста, дабы никому не мешать, расположилась легендарная баскетбольная команда "Спартака" во главе с Сашей Беловым. Оттуда раздавались голоса - просили исполнить ту или иную песню. Владимира называли "Володей", считали своим. А с маленькой клубной сцены раздавался огромный, рвущий душу голос Высоцкого. (Саша Белов умрет от саркомы сердца в 1978-м - по случайности я услышу о том, как он умирал, от одного из его лечащих врачей. Об этом я тогда написал довольно длинное стихотворение, но до сих пор не могу найти его вторую половину…).
И еще - о Марине, той, другой, Марине Влади (Поляковой), французской актрисе русского происхождения, которая стала последней женой Высоцкого. Она снялась более чем в ста фильмах, но я видел ее только в одном. В 1956 году у нас на экраны вышел французский фильм "Колдунья" по мотивам повести Куприна "Олеся" - с Влади в главной роли. Ей тогда было восемнадцать лет, мне - 14. После этого фильма я надолго заболел душой. Я и сейчас могу воспроизвести ту мелодию, что звучала в нем. Короче - я влюбился. Отчаянно и безнадежно - подростковой любовью. А потом, спустя какие-то 14 лет она, легендарная, недостижимая Марина Влади стала женой другой легенды - Высоцкого. Единственная, пожалуй, женщина на его пути, которая была равна ему. Потом, после его смерти, с ней на моей родине обойдутся жестоко и подло, за что-то мстя... За что? За то, что она показала ему весь мир, за то, что спасала его от смерти, за то, что он ее любил?
Судя по всему, и сейчас за духовное наследие Высоцкого, за память о нем, идет нешуточная борьба. С кем он? Чей он? Кто имеет право назваться его другом? И если уж говорить о песне тайной свободы, то сравнение с Пушкиным не такая уж большая натяжка. Потому что, несмотря на нынешнюю "свободу слова", сам феномен свободы так и остается для нас неразгаданной тайной.
29.11.2011