На одном английском литературном форуме за январь 2006 года я под знаменитым стихотворением Льюиса Кэрролла "Морж и Плотник " из "Алисы в Зазеркалье"прочел вот что:

1.
Do you know, when I was reading the poem - and I did look for religious undertones - I saw more political undertones than the latter. I saw how governments, no matter how different they are, will always screw over their followers. In this matter, the followers are the oysters.  
Знаете, когда я читал это стихотворение, действительно ища в нем антиклерикальный подтекст, я увидел еще больше другого - политический подтекст. Я видел, как правительства, независимо от своих различий, всегда поимеют своих приверженцев. В этом смысле приверженцы и есть те самые устрицы.

2.
I'm reminded of Stalin, actually. I see what Stalin was in both the Walrus and the Carpenter - I also see many other dictators and tyrants, but he is the first that comes to mind, though the time periods are very different. If you compare the oysters to the citizens of (what was) the Soviet Union, you can see how - like Stalin did - the Walrus and the Carpenter manipulated them and ended up devouring them. They Walrus and the Carpenter did it literally, whilst Stalin did it metaphorically.  
На самом деле мне это напомнило Сталина. Мне представляется, что Сталин - это и Плотник, и Морж - мне видится много других диктаторов и тиранов, но он первый приходит в голову, пусть времена и весьма различны. Если сравнить устриц с гражданами того, что было Советским Союзом, можно увидеть, как подобно Сталину, Морж и Плотник манипулировали ими и заканчивали тем, что пожирали их. Только Морж и Тюлень делали это буквально, а Сталин метафорически.

3.
Obviously, Carroll did not mean to create a Stalin connection (unless he was a prophet), but this can easily be related to any other dictator, like I have said.
This poem has been interpreted throughout the years in many more ways than just as symbolizing, and thus satirizing, the religions of the East and West. Some have taken the poem's characters as representing politicians. Interestingly enough, I've read that when Carroll went to have his book illustrated, as all good books should be, he gave the illustrator the choice of drawing a carpenter, butterfly, or baronet. The illustrator chose the carpenter, I think for obvious reasons. Although the religious interpretation seems most logical to me, Carroll is a master of nonsense, and you can interpret this poem, as many others of his, in several ways.  
Естественно, что Кэрролл (если только он не пророк) не имел в виду ассоциаций со Сталиным, но стихотворение легко может ассоциироваться с любым диктатором, как я уже сказал.
Эти стихи за прошедшие годы трактовались в самых разных вариантах, а не просто как символика религий Востока и Запада и, следовательно, сатира на них. Некоторые увидели за персонажами стихотворения политических деятелей. Любопытно, я читал, что, когда Кэрролл вознамерился проиллюстрировать свою книгу, поскольку все хорошие книги должны быть с картинками, он дал художнику на выбор нарисовать плотника, бабочку или баронета. Художник выбрал плотника, я думаю, по очевидным причинам*. Хотя интерпретация в религиозном контексте кажется мне самой логичной, Кэрролл - мастер бессмыслицы, и вы можете интерпретировать это стихотворение, как и многие другие у него, по-разному.
------------------------
*Возможно, имеется в виду Вильям Карпентер (1797 — 1874; Carpenter - по-русски плотник) — английский публицист, современник Л. Кэрролла. Приверженец свободы печати и парламентской реформы; издал много брошюр политического содержания. - И.К.

Вот и я в свете соображений, высказанных английскими читателями, решил слегка актуализировать свой давний, сделанный еще в 60-х годах, перевод этого загадочного стихотворения, слегка переназвав лишь главных героев: Плотника - во что-то среднее между Плотником и Путником, а Моржа - в любимого персонажа многих русских сказок. Как мне показалось, стихи сразу задышали новой жизнью...

Итак,
Льюис Кэрролл

А кто не верит, что в оригинале все точно таким же образом, сами проверьте.  
ПЛУТНИК и МЕДВЕДЬ

Сияло солнце на волнах
Во всю сияло мочь,
И яркий глянец навести
Старалось им помочь,
Но странным в этом было то,
Что наступила ночь.

Lewis Carrol
The Walrus and the Carpenter

The sun was shining on the sea,
Shining with all his might:
He did his very best to make
The billows smooth and bright--
And this was odd, because it was
The middle of the night.

Луна сияла все темней
И думала о том,
Что солнцу по небу гулять
Прилично только днем.
"Какое свинство!" - Так она
Отозвалась о нем.

The moon was shining sulkily,
Because she thought the sun
Had got no business to be there
After the day was done--
"It's very rude of him," she said,
"To come and spoil the fun!"

Вода была мокрым мокра,
Как надлежит воде,
Ни облачка вы б не нашли,
В небесной высоте,
Ни даже птиц над головой
И вообще нигде.

The sea was wet as wet could be,
The sands were dry as dry.
You could not see a cloud, because
No cloud was in the sky:
No birds were flying overhead--
There were no birds to fly.

Вдоль моря Плутник и Медведь
Шли - к локтю локоток -
И оба плакали навзрыд,
Топча сплошной песок.
"Вот если бы его убрать..."-
Вздохнув, Медведь изрек. -

The Walrus and the Carpenter
Were walking close at hand;
They wept like anything to see
Such quantities of sand:
"If this were only cleared away,"
They said, "it would be grand!

"Представь - служанкам семерым
Я семь метелок дам,
За год положат ли конец
Бесчисленным пескам?"-
"Едва ли", - Плутник отвечал
И волю дал слезам.

"If seven maids with seven mops
Swept it for half a year.
Do you suppose," the Walrus said,
"That they could get it clear?"
"I doubt it," said the Carpenter,
And shed a bitter tear.

«О, устрицы, идите к нам!-
Медведь воскликнул вдруг,-
На берегу в своем кругу
Мы проведем досуг.
Но больше, чем для четырех,
Боюсь, не хватит рук».

"O Oysters, come and walk with us!"
The Walrus did beseech.
"A pleasant walk, a pleasant talk,
Along the briny beach:
We cannot do with more than four,
To give a hand to each."

Взглянула старшая тогда
В молчанье пред собой,
Моргнула старшая в ответ,
Качнула головой,
И это значило, что ей,
Милей морской покой.

The eldest Oyster looked at him,
But never a word he said:
The eldest Oyster winked his eye,
And shook his heavy head--
Meaning to say he did not choose
To leave the oyster-bed.

Но вот две пары поднялись
И две за ними вслед,
Бегут в песках на каблуках,
Во цвете юных лет,
И странно в этом только то,
Что ног у устриц нет

But four young Oysters hurried up,
All eager for the treat:
Their coats were brushed, their faces washed,
Their shoes were clean and neat--
And this was odd, because, you know,
They hadn't any feet.

Еще две пары молодых,
За ней еще одна -
Плывут, спешат, глаза горят...
И за волной волна
На берег отправляет их,
Подняв с морского дна.

Four other Oysters followed them,
And yet another four;
And thick and fast they came at last,
And more, and more, and more--
All hopping through the frothy waves,
And scrambling to the shore.

Устали Плутник и Медведь,
Поскольку долог путь,
И, камень выбрав покрупней,
Присели отдохнуть,
А устриц выстроили в ряд -
Не просто как-нибудь.

The Walrus and the Carpenter
Walked on a mile or so,
And then they rested on a rock
Conveniently low:
And all the little Oysters stood
And waited in a row.

“Ну что ж, пора, - сказал Медведь
Немного поболтать
Нам о капусте, королях,
Надежна ли печать,
И могут ли моря кипеть
А кабаны летать...»

"The time has come," the Walrus said,
"To talk of many things:
Of shoes--and ships--and sealing-wax--
Of cabbages--and kings--
And why the sea is boiling hot--
And whether pigs have wings."

“Но дайте нам придти в себя!
Хор устриц возопил,-
Такой серьезный разговор
Немалых стоит сил!»
«Вы правы», - Плутник отвечал,
Он джентльменом слыл

"But wait a bit," the Oysters cried,
"Before we have our chat;
For some of us are out of breath,
And all of us are fat!"
"No hurry!" said the Carpenter.
They thanked him much for that.

“ Нам червячка, - сказал Медведь, -
Не грех бы заморить,
Посыпать перцем — и на хлеб
И ускусом полить...
С участьем устриц дорогих
Приступим, так и быть»

"A loaf of bread," the Walrus said,
"Is what we chiefly need:
Pepper and vinegar besides
Are very good indeed--
Now if you're ready, Oysters dear,
We can begin to feed."

“Позвольте! - побледнели те,
Превозмогая страх, -
Вы чуть ли не носили нас
С любовью на руках...».
«Какая ночь!- сказал Медведь
И умилился: «Ах!"

"But not on us!" the Oysters cried,
Turning a little blue.
"After such kindness, that would be
A dismal thing to do!"
"The night is fine," the Walrus said.
"Do you admire the view?

"Как славно, что вы к нам пришли,
Мы полюбили вас..."
Но Плутник речь его прервал:
«Прошу в который раз
Нарезать хлеб, надеюсь, вы
Расслышали заказ».

"It was so kind of you to come!
And you are very nice!"
The Carpenter said nothing but
"Cut us another slice:
I wish you were not quite so deaf--
I've had to ask you twice!"

«Мне совестно,- ... Читать дальше »

Ну, во-первых, потому что ему нравятся женщины.
Во-вторых, потому что он высокий и большой. Надоели плюгавые малыши, особенно когда это становится очевидным на всяких встречах-саммитах.
В-третьих, потому что свой гибрид он назвал «Ё-мобилем». Это свидетельствует о его полной адекватности как представителя Ё-страны.
В-четвертых, потому что он бизнесмен, а не чиновный клоп из госкорпорации. Уже больше десяти лет как чиновники еб...т бизнес, а что еще шевелится, перебегает в чиновники. И если бы не нефтяная игла, уже все было бы про...бано.
Чиновникам бизнес нужен только для того, чтобы его поиметь, и больше никак. Задача номер один — отделить бизнес от государства, производство — от госслужащих. Точка соприкосновения — налоги и больше ничего.
У Прохорова это могло бы получиться.
Только реальный бизнес может спасти Россию — независимый, конкурентный, высокотехнологичный, инновационный. А упади завтра цены на нефть хотя бы вдвое - и России пипец. В этом моя программа реанимации страны совпадает с программой М. Но М. ее не осуществит из-за П.
А М.П. со своим ё-прихватом...
Почему бы и нет?

Одна знакомая рассказывает - ее подруга Ася, именинница, только что вернулась из Америки - ездила к сыну, нянчила внуков. Пошла Ася прогуляться по магазинам и заблудилась. К ней подъехала машина с полицейскими, стали объясняться, друг друга не поняли (Ася в английском не очень), но все-таки ее отвезли домой. На следующий день полицейские ей перезвонили узнать, как дела, а потом привезли ей женщину, русскоговорящую, в подруги, чтобы Асе было с кем беседовать и гулять... Потом тот же полицейский еще перезванивал, интересовался, все ли с Асей в порядке...
( из письма)
.... В Америке помню только одну историю с полицейским. По окончании Ду-да парада в Пасадене ( типа, парад чудаков ) на опустевшей, забросанной рваными мексиканскими лепешками главной улице (этими лепешками швыряли друг в друга) стоял мальчик лет шести-семи и громко плакал. «Я потерял своего папу! Где мой папа?» - повторял он. К мальчику тут же подошел огромный красивый в свежей выглаженной сорочке белый полицейский, лет сорока, опустился на корточки, выслушал его историю, выпрямился, протянул руку и сказал: «Не плачь, все хорошо. Сейчас найдем твоего папу». И я, стоявший чуть поодаль, почувствовал, что так оно и будет.
А в, можно сказать, тесный контакт с полицейскими я впервые вступил в Амстердаме, куда прилетел наш самолет из Пулково-2 по пути в Мадрид, где меня ждала моя родная сестра. Дело было под Новый 1998 год, у нас с женой на руках попеременно сидела наша полуторагодовалая дочка, которую стюардессы нидерландской авиакомпании КЛМ то есть Royal Dutch Airlines, задарили фирменными игрушками-сувенирами. До пересадки на самолет до Мадрида было полтора часа, и мы побродили по дьюти фри, где купили духи жене - тогда еще имело смысл покупать не у себя дома — и встали в очередь на таможенно-паспортный контроль. Чиновник проверил визы в наших загранпаспортах, спросил по-английски «Отдыхать?», на что я кивнул, а потом поинтересовался, сколько у нас собой денег.
- Двести пятьдесят долларов, - сказал я, поскольку 49 долларов мы уже шарахнули на духи.
- Кредитная карточка?- поинтересовался чиновник.
- Кредитной карточки у меня нет, - сказал я.
- Тогда у жены? - поднял чиновник брови.
- У нее тоже нет, - сказал я, еще не видя в том ничего худого.
- Подождите, пожалуйства, - сказал чиновник, повнимательней глянул на нас, кому-то позвонил по местной линии и попросил отойди нас в сторонку, не вернув нам при том наши паспорта.
- В чем дело? - заволновалась жена, держа на руках нашу малышку с утенком в форме летчика KLM
- Не знаю, - пожал я плечами. - Велели постоять и подождать.
- Не понимаю, - сказала жена.
- Я тоже, - сказал я. - Сейчас разберемся. У нас в порядке.
Но в порядке у нас было не все. Визы нам делали через турагентство как туристам для гостиничного отдыха, летели же мы просто в гости к моей родной сестре. И так называемых ваучеров на размещение в гостинице у нас не было — хотя в турагентстве меня предупреждали, что хозяин испанской гостиницы, если ему позвонят из испанского консульства, должен подтвердить, что да, такие-то в списке у него числятся. Теперь же говорить, что я еду в какую-то липовую гостиницу, где за все якобы заплачено, было рискованно. Тем более, что и адреса таковой у меня не было. Тогда уж точно от ворот поворот. Однако и визы, и авиабилеты у нас настоящие. Какая разница, куда мы едем?
Пока я таким образом размышлял, возле нас появилось два дюжих полицейских - я при росте метр семьдесят четыре был им где-то по плечо, и первое, что мне бросилось в глаза - это кожаные черные портупеи с пистолетами на поясах. Полицейский, что поразвязней, без особых церемоний объяснил мне, что они снимают нас с рейса, что сейчас нам вернут наши паспорта и привезут чемоданы согласно корешкам, приклеенным к нашим билетам.
- Вы откуда прилетели? - спросил он.
- Из Петербурга, - сказал я.
- Сегодня рейса больше нет, а завтра отправитесь обратно.
- А в чем дело? - спросил я, чувствуя буквально, как уходит из-под ног отшлифованный до блеска каменный пол этого огромного роскошного бескрайнего аэропорта, сверкающего для нас, еще таких совковских, немыслимым блеском другой жизни.
- Вы летите в Европу без денег. Европе такие эмигранты не нужны.
- Мы не собираемся эмигрировать, мы едем отдыхать на зимние каникулы в Мадрид.
- Без денег? - хмыкнул один из полицейских.
- Нам не нужны деньги, - мы едем к родственникам, — сказал я. И правильно сделал. Скажи я про гостиницу, которой и названия не помнил, и крышка...
- Что ты там с ними разговариваешь, мы же на самолет опоздаем, — сказала жена. - Уже посадку объявили...
- Мы не опоздаем, - сказал я, - нас сняли с рейса.
- То есть как это? - повышая голос, возмущенно повернулась к полицейским жена, с дочкой на руках. Ей казалось, что у нас здесь есть какие-то человеческие права. Увы, прав не было. То есть совсем.
- Им не нравится, что у нас нет денег, - сказал я. - Надо звонить сестре.
Тем временем подвезли наши чемоданы, и именно их появление означало полное изменение нашего статуса - из белых европейцев мы превратились в серых маргиналов, во второй сорт.
- Что же это такое? Вот сволочи, - сказала жена. - Они что, не видят, что у нас маленький ребенок. Ей же спать нужно, есть...
Похоже, полицейских это ничуть не заботило.
- Пойдемте, здесь вам не положено оставаться, - сказал полицейский, тот, что поразвязней, - следуйте за нами...
И мы последовали, жена с ребенком, я с чемоданами на тележке, как бы уже не пассажиры, а скорее арестованные. Так мы и шли за двумя полицейскими, изредка ловя на себе вопросительные взгляды встречных-поперечных свободных людей.
Полицейские привели нас к какой-то выгородке, за которой маячило несколько смуглолицых, видимо, тоже перехваченных, эмигрантов, в национальной одежде, по виду пакистанцев.
- Послушайте, - сказал я, плохо представляя нас в компании пакистанцев. - Это недоразумение. Мы летим к моей родной сестре. Она живет в Мадриде. Она ждет нас. В любом случае я должен сейчас позвонить ей и объяснить ситуацию. Чтоб она не волновалась. Она же нас встречает.
- У вас в Мадриде сестра? - включился наконец второй полицейский. - Она там живет, она поданная Испании? Тогда вы должны представить доказательство. Приглашение от нее и подтверждение полиции о том, где она проживает. И подтверждение банка о том, что ее средства позволяют ей вас принять.
- Я сейчас этим займусь, - сказал я. - Я ей позвоню. Только куда она пришлет эти данные? У вас есть факс, номер факса, куда она пришлет все, что нужно?
Полицейские переглянулись при таком неожиданном повороте - похоже, я не блефовал - и дали мне номер факса...
- В течение часа я все улажу, - сказал я. - Только я не могу оставлять здесь жену с ребенком. Позвольте нам вернуться наверх в зал ожидания?
Полицейские позволили.
- Сволочи, скоты, - бормотала жена, идя рядом, пока я катил тележку с чемоданами обратно, — за людей нас не считают. Что ты им сказал?
- Что и тебе. Сейчас буду звонить сестре, - объяснять ситуацию.
А ситуация заключалась еще и в том, что дело шло к вечеру, суббота, значит, банки уже закрываются, а без справки из банка....
Оставив в зале ожидания жену, где мы уложили дочку на свободную скамейку, я помчался покупать телефонную карточку. Только бы сестра была дома...
И она еще была.
- Что случилось? - услышал я родной голос, от которого сразу полегчало. - Мы как раз собирались ехать за вами в аэропорт.
Я как мог объяснил ей происходящее, рассказал, что от меня, то есть от нее требуется, дал номер полицейского факса.
- Боже, какой ужас! - сказала она. - Хорошо, я сейчас этим займусь, только...
- Что только? - спросил я.
- Так, ничего, - сказала она. - Позвони мне через час. Я могу сама куда-то тебе позвонить?
- Нет, - сказал я, - только я. - Да, мобильники у нас с женой появились позже
Дочка не спала, и мы сходили в буфет, где оставили еще тридцать долларов на соки и какие-то уже не лезущие в глотку сэндвичи...
Через час я позвонил.
- Игореша, ситуация тяжелая, - сказала сестра. - Все закрыто, то есть нет тех людей, у которых печати. Суббота, сам понимаешь, люди отдыхают. Уехали за город...
- Но должны же быть всякие дежурные, в той же полиции...
- Дежурные есть. Печатей нет, печати закрыты до понедельника....
- Это невозможно! - взмолился я, почувствовав, что она чуть ли не готова уступить равнодушному чиновному миропорядку. - Неужели мы должны из-за этой глупости возвращаться домой?! Это же катастрофа!
- Я попытаюсь, - помолчав, сказала сестра. - Хотя мы все живем в мире глупости. Мы подняли на ноги всех друзей. Всех, кто имеет хоть какое-то отношение ко всему такому... Позвони мне еще через час.
Через час ничего не определилось, и еще через час... Аэропорт заметно опустел и притих, дочка спала, а я все бегал как заведенный между телефоном и залом ожидания по длиннющему скользкому от чистоты коридору. За это время наряд полицейских сменился, и мне пришлось заново разъяснять тему нашего неправедного задержания и причину своей беготни. Надо отметить, что все полицейские отменно знали английский, хотя наверняка университетов не кончали. С удивлением непосвященных услышав, что я жду документов от сестрицы на их факс, полицейские сказали, что попробуют подыскать нам место для ночлега. Спустя полчаса они подошли к нашему маленькому семейному табору со словами, что бесплатного ничего не нашлось, но что они разрешают нам остаться на ночь в этом зале.
- Спроси, а платная гостиница у них тут есть? - сказала жена.
Платная, конечно, нашлась — и за 120 долларов я поместил свое пострадавшее семейство в отдельном двуспальном номере с ванной и туалетом. Это было как чудо, как луч солнца в темном царстве попранных человеческих прав ... Читать дальше »

Забавное объявление в метро от Роспожарнадзора. Примерно, так:

«В связи с потеплением в городе участились случаи пожаров на балконах и лоджиях от окурков сигарет, брошенных с верхних этажей. Граждане, не оставляйте на балконах и лоджиях легковоспламеняющиеся предметы, берегите балконное имущество от возгорания».

А идиотам с верхних этажей, бросающим горящие сигаретные окурки, — никаких советов и предложений не слышно. Видимо, верхнеэтажные, как и верхние этажи власти, то есть неприкасаемые, ни критике, ни взразумлению не подлежат.

Не знаю, как и откуда взялись собаки типа чихуахуа или там пекинес, но немецкая овчарка точно повелась от волка. Собак, как я уже сказал, очень любила моя матушка, особенно немецких овчарок, хотя в детстве и была серьезно покусана одной из них. Я себя любителем собак никогда не считал да и не считаю. Просто был к ним лоялен, а вот кошек не любил, особенно в детстве. Не любит кошек и моя младшая дочь и притом без ума от собак, а точнее от немецких овчарок. Любовь ей, видимо, передалась с генами от моей матушки - смерть одной и рождение другой разделяют три года. В Испании, в доме своей дочери, и моей сестры, матушка вечно возилась с собаками. Похоже, она предпочитала общение с ними прочим общениям, особенно когда ты не знаешь чужого языка.
Помню первую нашу собаку - немецкую овчарку - ее действительно звали Пират, мне тогда было пять лет и мы жили в Тильзите, переименованном в город Советск. В восьмидесятых годах я случайно оказался там, поблизости, в Калининграде- Кенигсберге на каком-то форуме и сразу рванул на рейсовом автобусе в Советск - нашел и улицу нашу, и дом, теперь это называется Тургенева 15, и сад, но тогда, в 1947-48-м мы жили в том двухэтажном немецком доме одни, то есть я с двухгодовалой сестричкой, однажды основательно усевшейся на широком крыльце в сад и пообедавшей из миски Пирата, и наши отец и мать, а теперь, то есть в восьмидесятых, в каждой из комнат ютилось по целой отдельной полупьяной семье, и самый сад был поделен на клетушки огородиков под замками, словно это был не сад, а кладбище.
При мне, в моем детстве, в доме были красивые изразцовые печки, которые давали тепло и уют, их снесли, добавив себе по квадратному метру нежилья, и во дворе я нашел несколько осколков тех изразцов, и где-то у меня они до сих пор хранятся. Осколки никому не нужной памяти.
О том времени более или менее подробно написано в моей повести про отца "Отблески", но что-то осталось втуне и, может, я еще допишу. Да, в то свое паломничество я впервые увидел знаменитый Кенигсбергский собор и могилу Канта возле него. Надеюсь, останки философа, труды которого я всерьез пытался читать в юности, не потревожены...
Так вот о волках. Если бы я поступил в университетскую аспирантуру и всерьез бы занялся таким сомнительным делом как литературоведение, я бы однажды обязательно набрел бы на тему "Волк как собирательный образ Зла (Добра) в мировой литературе" или "Трансмутация образа волка в мифологи народов Севера и Юга" или еще на что-нибудь, типа, "Волк, Анима и коллективное бессознательное"... Потому что, если сравнивать, то, пожалуй, среди прочих животных мира именно волк окажется самым культурологически востребованным. Хотя по жизни репутация у него пожалуй посолидней, чем в легендах и сказках. А там он не столько злодей, сколько недотепа, и вечно-то лиса обводит его вокруг пальца, хотя сама из той же породы псовых.
Почему волков со своего раннего детства любит моя младшая дочь, я не знаю. Эта любовь перенеслась даже на оборотней - ну, не любовь, но очень пристальный интерес. То, что у нас в квартире теперь живет прямая наследница волка - это ее заслуга. Лет шесть постоянной ежедневной пилёжки ("вы мне обещали собаку") - и вот она - собака, в коридоре на коврике. Собака - наследница волка - существо во всех отношениях совершенное, можно сказать, идеальное. И в дальнейшем самосовершенствовании в отличие от нас, людей, не нуждается. Это нам бы дорасти до ее достоинств.
Действительно, за сто тысяч дет, уже в качестве собаки, она почти не изменилось. Мы же сами изменились изрядно, не только внешне, но и внутренне. Но вот парадокс - если собаке наверняка приятно думать, что она произошла от волка, то что мне, человеку, думать о своем происхождении? Никто никогда меня не убедит, что мы от обезьяны, сколько ни тряси перед носом черепушками питекантропа или австралопитека. Мне гораздо приятнее было бы думать, что я тоже произошел от волка. Поскольку и становлюсь на него похож все больше и больше...
На песьих или, там, на кошачьих похожи и многие другие, хотя есть среди нас те, кто больше смахивает на лошадей или на баранов, на быков или на свиней, или на тех же грызунов, вроде крыс или таких малюсеньких, с бусинками глаз, мышек...
Лишь однажды я видел настоящего волка, и не в зоопарке, а в настоящем лесу, где-то посередке между Новгородом и Хвойной. Машина, на которой мы ехали, остановилась на лесной дороге, и он стоял там, метрах в десяти, за деревьями, и спокойно смотрел на нас. Без вражды и без страха. А как равный на равных. Таким я его и помню.

Что-то опричники по соседству поторопились. Без терпежу тут же выслужились у самих себя. Нет чтобы подождать, поводить за нос. Ничего такого - пиеса в одном акте, потому что доблесть сыщика в скорости его сыска. Нашли! Да и как не найти, коли исполнители изначально под рукой, а заказчик однозначен. Так что не миновать наград!
Людей только безумно жаль, тех, что гибнут ни за что. За дьявольские игры нынешних невыездных.
Чтоб я трижды ошибся...

Вот так живешь-живешь и вдруг - бах, как обухом по башке, начинаешь что-то понимать. Так я вдруг только сегодня понял, что из всех на свете животных лишь собака отвечает тебе взаимностью, то есть любовью, преданностью и заботой. Более того — она привязывается к тебе даже больше, чем ты к ней, и мировая литература донесла до нас огромное количество историй на тему собачьей любви… не буду продолжать, дабы на глаза не навернулись слезы...
В детстве в детском саду помню ящериц, прячущихся в ящичке с какой-то пахучей, похожей на мох, растительностью. Очень хотелось схватить ящерку за хвост. Схватишь - она дернется и удерет без хвоста, а ты держишь как палач отстрелянный ею хвостик. И поскольку не ты один был такой, то в конце концов все ящерицы оказывались бесхвостыми. Правда, у первых пострадавших уже нарастало что-то новенькое, но, увы, кривоватое и не такое длинное. Но факт — ко мне у ящерок не было никакого встречного чувства, кроме отторжения.
То же с птичками, которых прошло немало за жизнь, и в клетках, и просто залетевших в комнату и бьющихся сдуру о стекло... Да... еще парочка летучих мышей, несколько сорочат и синичек, хромая ворона и голубь с подбитым крылом... - все они не делали никаких встречных движений в мою заботящуюся о них сторону.
Еще был байбак — такой огромный тяжелый мускулистый степной сурок, чей-то опрометчивый подарок мужу моей дочери. Байбак жил в плетеной высокой корзине для белья, и однажды моя трехлетняя внучка сунула сквозь расшатанные прутья корзины пальчик, и байбак пальчик этот схватил в пасть как угощение. Мы замерли от ужаса, потому что такими резцами, как у байбака, можно было перекусить и телеграфный столб. Но он подержал палец и выпустил, даже не прикусив. Это было, пожалуй, его единственное осмысленное движение навстречу нам. Потом он случайно погиб, задохнувшись в оставленной всего на десять минут машине, пока по пути на дачу его хозяева покупали ему корм.
Точно таким же образом задохнулся в душной, на полчаса застрявшей на путях электричке один из наших морских свинят породы шолти. После последнего своего путешествия из города на природу он прожил всего неделю, так как утратил инстинкт приема пищи. Тогда мы и узнали, что вообще грызуны очень подвержены воздействию воздушной среды и спертый воздух для них — смерть. Еще парочка хомяков — не помню, куда они делись, да стайки мрущих в плохом аквариуме рыбок.
И, конечно, морские свинки... Свинкам я отдал довольно много времени, но не могу сказать, что хоть раз, из четырех, у нас побывавших, хотя одна хоть как-то выразила мне свою приязнь. В тотальном недоверии к нам ушла от нас на небеса и последняя...
Так, о ком теперь? Ну да — кошки и собаки. Про кошек, а бывали и они, мне сказать нечего, тем более, что я про них уже не раз писал. Кошки нас не любят, нами они просто пользуются, мы как таковые им совершенно неинтересны. Но вот собаки — собаки это особая статья. Сколько же я помню собак — у меня или рядом со мной, долго или коротко? Тэк-с... Пират, Малыш, Муха, Пегги, Моро, Альма, Донна, Кира, Гриша, Лин, Брибон, Алан и... боже, одну, белую, короткошерстную, помесь лабрадора с дворнягой, найденную в коробке на мадридской помойке... никак не могу вспомнить ее имя, она была любимицей моей матушки, и когда матушка умерла, у собаки сзади на спине в минуту матушкиной смерти образовалось что-то вроде ожога в форме то ли запятой, то ли скобы, то ли вопроса, будто это огненная плазма бессмертия, вырвавшаяся из тела матушки, коснулась ее на прощанье. Как же ее звали?*
Теперь у нас дома живет юная немецкая овчарка по имени Урса. Через месяц ей исполнится ровно один год, родилась она 11 мая, на день раньше меня. Мое утро начинается с того, что я иду к ней, лежащей на своем коврике, а поздно вечером, точнее уже ночью, когда все спят, кроме меня-полуночника, она приходит поспать на моем коврике возле тахты, пока я пишу или редактирую за компом. В два часа ночи, когда и мне пора на боковую и надо разобрать постель, я, извиняясь, что нарушаю ее сон, говорю: «Урса, на место!» - она встает и послушно уходит к себе в уголок. А когда я возвращаюсь с работы, она подходит и разражается несколькими фразами на своем языке, извещая домашних о моем прибытии. Ее родной язык очень близок к английскому, и две фразы она произносит совершенно отчетливо: «Where are you?” и “How are you?”
Ночью же, если мне вдруг приспичит сходить на кухню за глотком минералки или еще куда, она, когда я прохожу мимо, успевает лизнуть меня в ногу или шумным выдохом через нос дает знать, что она и во сне обо мне помнит и больше того — любит. Я это знаю, я это чувствую. Ведь любовь, тем более взаимную, трудно спутать с чем-либо другим.
_____________
* А ведь сегодня вспомнил! Ее звали Салли. - И.К.

Когда-то на вопрос вконтакте "Ваши любимые цитаты?" я пошутил: "Мои собственные". Но вот вам, пожалуйста, одна из моих цитат в комментариях к Бере-Кубере: "Кто не знает, что, если идти строем и в ногу через мост, он непременно рухнет. То же и государство. Или история и, как его там - сопромат, ничему не учат?"

Мой тезка, Герой Советского Союза космонавт Игорь Волк, рассказывает, что когда увидел из космоса, что люди творят с бедной Землей, то захотел тут же уничтожить половину человечества. У меня желания поскромнее. Для начала я бы уничтожил в нашем доме только соседа сверху, который, что ни утро, начинает стучать и сверлить. Лет пять назал я думал, что это ремонт и, сам прошедший через подобное испытание, терпеливо ждал, пока он закончится. Но время шло, в доме менялись жильцы, на разных его этажах начинались и заканчивались ремонты, а сосед все сверлил и стучал. «В каждом доме есть свой дятел», - сказала давным-давно одна склонная к афоризмам подруга моей жены. И это, конечно, так. И вот с какого-то момента я стал этого барабашку ненавидеть — чем дальше, тем пуще.
Что это там такое можно делать? - заинтригованно, с нарастающими гневом и возмущением, прислушивался я к очередному электродрельному сверлению над своим потолком. Ведь за пять лет таким макаром можно было уже превратить всю квартиру в решето! Ведь даже если это была всего лишь перфорация металлического кожуха для автоматического оружия, чтобы при длительной стрельбе не обжигаться о раскаленный ствол, то эта сокрытая от глаз спецслужб дьявольская работа должна была бы давно закончиться, а сам ствол быть использованным по своему прямому назначению...
Или же за всем этим стоит что-то более серьезное? — попытка просверлить дыру в другое измерение, в антимиры? Или что-то вроде лоботомии — сверлом открыть в себе третий глаз, чтобы познать наконец законы мироздания во всем их целокупном единстве?
Что еще? Не могу же я допустить, что сосед сверху просто заурядный фетишист, любитель вращающегося сверла, чем он тщится компенсировать отсутствие у себя функционирущего орудия воспроизводства?
Так или иначе, рано или поздно мне все же придется его убить. Или, встретив на лестнице, низко поклониться, как Учителю, признав, что, если бы не Он, кто бы мне преподал бесценные уроки кротости и смирения.

Проснувшись и наскоро (захлебываясь и обжигаясь) или медленно (с оттягом, маленькими глоточками) приняв чашку кофе, мы, как десятки миллионов других пользователей, бросаемся, если еще этого не сделали, к компу за новостями и поглощаем их точно так же - то есть захлебываясь и обжигаясь или с оттягом, маленькими глоточками. Здесь рвануло, там отпустило, здесь убиты, там родились, здесь просочилось, там закупорилось, здесь взошли, там навернулись, здесь отвыкли от секса, там открыли в себе новые возможности, здесь опять Никита-бесогон, там все еще экс-президент Гбагбо... Ну какое, спрашивается, нам дело до Гбагбо, и до того, что Арша опять не отличился?
"Какие новости?" (вариант - "что новенького"?) - интересуется у нас по электронной почте десяток наших старых добрых знакомых. Как будто в нашем ответе, каким бы он ни был, и заключен смысл существования на сегодня этих вполне достойных и уважаемых людей.
Да-с, именно новостями мы заряжаемся с утра как единственной духовной пищей, которая всегда в наличии, всегда под рукой, которой всегда вдосталь, - это наш ежедневный бесплатный наркотик, нас разрушающий, лишающий аутентичности, то есть способности не только воспринимать, но и адекватно реагировать - ну, там, ужасаться, восхищаться, сочувствовать и сострадать. Эта новостная наркота сбивает нас с толку, отвлекает от нашего призвания, от дум высокого стремленья. Да и остались ли они еще у нас?
А как было бы хорошо вовсе не иметь новостей, когда единственной новостью было бы солнце за окном после вчерашней дождливой хмури и то, что у крыльца растаял наконец сугроб и то, что сегодня вечером у нас долгожданное свидание...
Как хорошо было бы вернуться к первоистоку нашего душевного настроя, о котором англичане говорили : "No news - good news".